Школа Авалон
Шрифт:
Я позвонила из автомата родителям и попросила приехать за мной. Похоже, они удивились, что я вернулась так рано…
Когда они спросили, что случилось, я только покачала головой. Не хотелось об этом говорить. Я просто не могла об этом говорить.
Они не настаивали. Даже когда я через пять минут после приезда домой спустилась из спальни в купальнике и направилась к своему плотику.
Нужно отдать им должное, они не сказали: «Только не это» или «Мы думали, ты с этим покончила».
Мама просто подошла ко мне и спросила:
— Будешь на ужин пиццу,
Я кивнула и вышла на улицу.
Солнце скрылось за густыми серыми облаками, но меня это не волновало. Я взобралась на плотик и стала смотреть на листья у меня над головой.
Как же такое могло случиться?
Конечно, это случилось не со мной. Вернее, не имело ко мне отношения, и Марко в этом абсолютно прав.
Но я была там… и все это видела.
Я знала, почему Марко это сделал. И в общем— то не винила его.
Но то, как он это сделал… при Лэнсе и Дженифер, при мне. Это было неправильно.
Наверное, причиной тому была гибель отца.
Я надеялась, что с Уиллом будет все в порядке. Чем я могла ему помочь? Ничем. Только оставаться его другом. Быть рядом. Только… пойти к оврагу. Уверена, он придет туда после случившегося.
Да, именно так. Мне нужно в парк. Прямо сейчас.
Но только я об этом подумала, только открыла глаза, как увидела Уилла. Он сидел на паучьем камне и смотрел на меня.
Глава 16
Дана отрада ей в одном:
Склонясь над тонким полотном,
В прозрачном зеркале стенном
Увидеть земли за окном,
Увидеть Камелот.
17
(перевод М. Виноградовой)
На этот раз я не закричала. И даже не очень удивилась. Не могу объяснить почему.
Уилл переоделся. Теперь на нем были джинсы и другая майка.
Но лицо хранило то же выражение. Абсолютно бесстрастное, лишенное каких-либо эмоций. Я не видела его глаз, они все еще были закрыты солнечными очками, хотя солнце давно скрылось за тучами.
А если бы и увидела, подозреваю, что ничего не прочитала бы по ним, как и по лицу. Даже голос, когда Уилл наконец заговорил, ничего не выражал:
— Ты знала?
Не «привет», не «как ты, Эль?».
Я не чувствовала себя виноватой в том, что всё знала и не сказала ему. И все-таки. Больше но буду ему врать. Ему и так много лгали.
— Да.
Ничего не изменилось в его лице.
— Ты поэтому вчера так странно вела себя? На вечеринке. Перед дверью в гостевую комнату. Ты знала, что они там?
— Да, — ответила я, и мир ушел у меня из-под ног.
Я приподнялась на локтях и приготовилась выслушать обвинения. Я их заслужила. Ведь мы с Уиллом друзья, а раз так, нельзя было скрывать, что любимая девушка обманывает его с
Но, к моему удивлению, Уилл ничего не сказал. Никаких «как ты посмела это утаить!» или «что ты за человек!».
Вместо этого он сказал так же спокойно:
— Странно, но у меня такое чувство, что я это уже знал.
Я смотрела на него во все глаза. Совсем не это я ожидала услышать.
— Правда?
— Да, — сказал он. — Когда это случилось, я как будто… — «О да! Конечно!» — По правде говоря, я испытал облегчение. — Он снял очки и посмотрел на меня.
Он не выглядел расстроенным, не был даже грустным. Просто задумчивым.
— Это ненормально, да? — спросил он. — То, что я почувствовал облегчение? Странно чувствовать облегчение, когда твоя девушка встречается с твоим лучшим другом у тебя за спиной.
Я не знала, что ответить. Потому что прекрасно понимала, о чем он говорит.
Но… почему я это понимаю?
— Может, — медленно проговорила я, — в глубине души ты знал, что они созданы друг для друга. Лэнс и Джен. Вот и все. Не пойми меня неправильно — она любит тебя, и Лэнс тоже.
Я смотрела на него, стараясь понять, согласен он со мной или нет, понимает ли, о чем я говорю, ведь я и сама не была уверена, что понимаю.
— Я не говорю, что ты и Джен не были прекрасной парой, — добавила я, потому что он молчал. Наверное, я говорила ерунду, но что еще я могла сделать? Он же пришел ко мне. Из всех людей в мире в трудный час он выбрал именно меня. Мне нужно было что-то говорить. — Джен — очень милая, но…
— Я никогда не мог с ней поговорить, — перебил меня Уилл, — по-настоящему. Как будто она не хотела меня слушать. Только про сплетни, тряпки… Это ей нравилось. Но когда речь заходила о том, что я чувствую… о том, что обсуждали мы с тобой: об отце, о лесе, о вдовьем балконе… что-то не относящееся к футболу, школе и магазинам, она… она переставала меня понимать.
Он не добавил: «В отличие от тебя, Эль».
Ну и ладно. Он же пришел ко мне, разве не так? Он здесь, рядом. В моем саду. У моего бассейна. На паучьем камне.
Пусть он здесь из-за того, что я для него почти незнакомка. Иногда легче говорить с незнакомцами, чем с теми, кого хорошо знаешь.
Да, возможно, он считает меня своим другом — другом, который может его рассмешить, а не тем, кем считаю его я, — человеком, с которым мне хочется прожить всю жизнь.
Ну и ладно. Пусть так. Я согласна. Если дружба — все, что он может мне предложить, этого более чем достаточно.
И когда он задал мне вопрос:
— Что ты делаешь сегодня вечером? — голосом, в котором совершенно отсутствовала жалость к себе, я ответила:
— Не знаю. По-моему, мама заказала пиццу.
На что он ответил:
— Как считаешь, твои родители не станут возражать, если я приглашу тебя погулять? Я знаю место, где готовят крабовые клешни с соусом.
— По-моему, — ответила я, — они не будут против. — Хотя, честно говоря, мне было на это наплевать.
Родители не возражали. И я снова ужинала с Уиллом Вагнером.