Школа бессмертных. Сердце стихии

Ветер развивал белые тюлевые занавески на окнах. Летнее тепло уже уходило, осень навевала холодные мотивы. Храм был заполнен всеми возможными родственниками как с моей стороны, так и со стороны жениха. Кто-то плакал, кто-то умилялся, кто-то грустил. Но только не мой жених, ожидавший меня у Жреца, который будет вести церемонию.

Я шла медленно, внутри меня все переворачивалось. Нервы сдавали, потому что… кто не волнуется, выходя замуж?

Мои родители стояли справа, почти в самом конце, ближе всего к алтарю. Я поймала взглядом маму, которая использовала уже не один платок, чтобы утереть

непрекращающиеся слезы. «Моя девочка выходит замуж», вот что говорили ее глаза. Она была счастлива, но не без доли рациональной грусти.

Я посмотрела на папу — он выглядел немного уставшим, все-таки контракт на нашу свадьбу с семьей Имьяна они заключали вплоть до вчерашней ночи. Таковы правила объединения двух крупных и влиятельных семей в Хастэне.

Родители Имьяна тоже выглядели изнуренными, но довольными. Союз о сотрудничестве все-таки был заключен. Ценой свободы двух людей.

Я взглянула на Имьяна — он стоял всего лишь в нескольких шагах от меня и натянуто улыбался. Мы не знали друг друга, я его только в этот момент смогла хорошенько разглядеть. Высокий, молодой, к счастью, хорошо сложен, аристократ до кончиков своих темных волос. Острый взгляд, метавшийся по тем, кто так или иначе, но нарушал благодатную тишину (легкая музыка на фоне не в счет), пугал меня. Потому что я понимала одно: в семье мне будет очень тяжело отстаивать свои права и желания.

Внутри меня все дрожало, каждый новый шаг давался все труднее и труднее, под конец я даже чуть споткнулась, за что получила неодобрение жениха, испуг мамы и даже папа недовольно кашлянул. Мол, «соберись и сделай дело».

Да, надо было сделать дело, надо было просто выйти замуж…

Глубокий вздох, я решаю, что если замедлюсь, то дойду увереннее. Медленно, но верно, так ведь? Остается всего лишь каких-то пять шагов. Пять обыкновенных шагов, какие мы совершаем каждый день, каждый час, минуту, и все для меня навсегда изменится. Это ведь обыкновенная свадьба, таких проходят тысячи каждую минуту по всему Хастэну. Ничего необычного, совершенно ничего необычного…

Когда я совершаю последний шаг, такое чувство, что вся толпа наших многочисленных родственников облегченно выдыхают. Как будто они боялись, что я сбегу или что-то пойдет не так. С одной стороны, я их конечно же понимала. Но я не видела себя со стороны, поэтому мне было трудно сказать, как я выглядела.

— Лейри, — вдруг позвал меня Имьян, пока гости шумно рассаживались на своих местах. Я вздрогнула в ужасе и испуганно взглянула на него. — Не волнуйся.

Он говорил одними губами, чтобы никто не обратил на это внимания, с одной стороны, я слышала вроде бы поддержку, заботу, может быть, даже проявление внимания к моим чувствам и переживаниям. Но нотки жесткого приказа, мол, «не позорь меня» я тоже расслышала.

— Прости, я… — хотела бы оправдаться, но Имьян издал какой-то звук, не совсем понятный, но в него вложил один лишь очень важный посыл: «тебе никто разговаривать не разрешал».

Я замолчала, уткнувшись взглядом в Жреца Севрины, Богини Весны и любви, той, кто благословлял все союзы Хастэна.

Богини, которая благословит теперь и меня…

Жрец был облачен в бело-красную тунику, подвязанную золотым поясом — цвета Богини Весны и любви. По правилам любой союз, заключаемый в Храме, считался священным. Но все дело в том, что главным условием были искренние чувства двух влюбленных. Но даже по двум очень скупым попыткам нашего диалога Жрец уже догадался, что наши отношения далеки от взаимных.

Я заглянула ему в глаза, умоляя что-нибудь предпринять. Жрецу было лет сорок пять на вид, он в жизни повидал многое и раскусил сразу же все, что на самом деле здесь происходило. Немного растерявшись поначалу, Жрец смотрел на меня внимательно, будто выискивая доказательства моего несогласия. Он старался. Но потом Имьян призывно кашлянул, как если бы рыкнул злой пес, и Жрец даже вздрогнул. Что он мог поделать? Он Жрец любви, а не войны. Чего не скажешь об Имьяне.

Я сделала глубокий вздох, и опустила взгляд на свое платье. Бледно-розовое, торжественное, пышное, красивое. Ну хоть что-то во всем этом мне по-настоящему нравится. Надо сосредотачиваться на хорошем… или хотя бы попытаться это сделать. В конце концов — что теперь я могу изменить?

— Дорогие возлюбленные, — заговорил Жрец, и его голос будто в знак протеста, скрипнул, сорвался и заскрежетал. Жрец удивился данному событию и прокашлялся. Имьян скривился и мне не понравилась злость в его глазах, с который он смотрел на нашего церемониймейстера. — В этот погожий осенний день четырнадцатой Луны, объявленный Древними Императорами как день почитания и благоговения перед неизбежным увяданием, я рад соединить вечным союзом эти два юных сердца смертных все еще людей.

Имьян чуть задрал нос и кажется совсем чуть-чуть расслабился. Дело пошло, чего бы ему не расслабиться? В своем черном фраке он выглядел торжественно, но из-за моих личных переживаний я бы приписала ему скорее похороны, нежели свадьбу.

Еще один глубокий вздох, знаю, что Имьян это замечает, ведь сама отслеживаю едва заметные нотки недовольства на его лице. Мол, «молчи и просто стой нормально». Прикрываю глаза на мгновение — м-да…

??????????????????????????

— Союзы заключаются на небесах, — продолжает Жрец, — благословение нисходит от бессмертных. Дабы только счастье следовало за возлюбленными, есть ли в зале тот или та, кто против данного брака?

Воцарилась звенящая тишина. Стих даже ветер, будто бы все попросту вымерло. Никто не шелохнулся, не издал ни единого звука, даже дышать, кажется, перестали. Негласное заявление — все хотят этого брака…

Жрец внимательно осматривает толпу, возвращается к нам с Имьяном взглядом и набирает в грудь воздуха, чтобы продолжить церемонию.

— Я против!

В первый миг я даже не поняла, как это Жрец сейчас заговорил без слов. Но постепенно до меня доходит, я, как и Имьян, так и все остальные гости, медленно поворачиваемся и смотрим на вход.

Он стоит там, совершенно не подготовленный к церемонии, в своем обычном облачении, темных одеждах охотника, увешанный оружием и печатями. И смотрит на меня.

— Я против этого брака, — повторяет он уже во всеуслышание.

Неделю назад…

Дверь с грохотом распахнулась и появился он. Не сказать, что гневался, просто был явно недоволен. Чем именно? Возможно, тем, что весь грязный, будто вывалялся в дорожной луже, возможно оттого, что снаружи праздновали окончание лета и сквозь толпу было не протолкнуться совершенно.

В руке у него болтался небольшой мешочек, и когда он проследовал по помещению к единственному столу, несмотря на раздражение, водрузил его с особой осторожностью. Потом извлек из-за пазухи платок и принялся вытирать хотя бы руки.