Школа добродетели
Шрифт:
Эдвард направился во двор и снова стал ходить вокруг дома расширяющимися кругами. Он заходил в теплицы, гаражи, в кладовку, заглядывал в полусгнившие сараи, где лежали ржавые садовые инструменты и поломанные деревянные тачки. Он представлял себе, как находит Джесса в одном из сараев: отец будет сидеть там и лукаво улыбаться. Солнце грело все сильнее, и неумолчное пение птиц сплетало в воздухе почти ощутимую сеть. Тяжело дыша, Эдвард побежал через тополиную рощу к реке и вдоль берега до самого дощатого моста. Здесь он посмотрел в воду и попытался вспомнить, что видел. Образ в его памяти уже начал разлагаться, смешиваться с другими, стираться, как это происходит со снами. Единственным ясным впечатлением оставалось прикосновение к чему-то твердому — к перстню Джесса. Эдвард наклонился над водой и увидел собственное отражение. Может, именно это он и видел, а остальное — игра воображения? Он сунул руку в холодную бурую воду. Его
— Джесс! Джесс!
— Он трансформировал себя, — сказала матушка Мэй. — Он и раньше принимал другие формы, чтобы обновить свои силы. Сейчас он в лесу, в трансе. Превратился во что-то маленькое и коричневое, окуклился и незаметно пульсирует новой жизнью. Может быть, ты наступил на него, шагая по тропинке.
— Не надо так шутить, — отозвался Эдвард.
— Он сделался невидимым, вошел в другое измерение, пребывает в трансе, преображается. Он знает силу трав. Он пошел в лес, как собака, чтобы найти и съесть траву, которая омолаживает и исцеляет.
— Джесс вполне мог отправиться в Лондон, — заметила Беттина. — Он уже делал так однажды, чтобы встретиться со своими дружками-художниками. Он мог поехать в наш старый дом в Челси, ведь иногда ему кажется, что он все еще там.
— Он уехал к той женщине, — сказала матушка Мэй. — К Хлое.
— К Хлое?
— Я говорю о той, другой Хлое — о твоей тетушке. Миссис Бентли.
— Вы шутите!
— Ты видел Джесса далеко не в лучшем состоянии, но порой он приходит в себя, а иногда становится настоящим маньяком. Он хитрый, он полжизни играет роль…
— Вы хотите сказать, он прикидывается беспомощным?
— Да. Он непредсказуем. Мы же тебе говорили, он ни с того ни с сего может отправиться куда-нибудь. Вот подожди, он появится и удивится, с чего это мы паникуем… Вернее, ты паникуешь, мы-то знаем, что к чему!
— Он скажет, что отсутствовал совсем недолго, — добавила Беттина. — У него иное ощущение времени.
— Но где он теперь? Не выпал же он из времени совсем. Значит, где-то он должен быть. Ночью под открытым небом можно замерзнуть.
— Последние ночи были очень теплые, — сказала матушка Мэй.
— И мы ничего не можем сделать?
— А что нам еще делать? Ты обыскал все вокруг, мы попросили лесовиков посмотреть…
— Можно было бы спросить людей из автобуса, — предложила Беттина.
— Я это уже сделал, — сказал Эдвард. — Остановил автобус на дороге и спросил водителя. Он ответил, что, если бы Джесс сел в его автобус, он услышал бы об этом на автовокзале. Конечно, Джесс мог просто проголосовать или пойти пешком в…
— Да прекрати ты! — воскликнула матушка Мэй. — Он скоро объявится. Все очень просто. Такое уже было раньше.
Эдвард, конечно, не говорил женщинам о своем видении. Это было слишком ужасно. Он чувствовал, что никому не сможет рассказать об этом, даже если Джесс вернется. А он по какой-то причине верил, что Джесс вернется. Иное было совершенно невыносимым. Но если Джесс и в самом деле был там — под водой? Вдруг он пошел к тому странному месту или уже возвращался оттуда и свалился в воду? Может быть, Эдвард увидел его, когда он еще не утонул, а только упал и его еще можно было спасти? Эдвард представил себе эту сцену, как он стоит в воде и держит тяжелую голову Джесса. Смог бы
Эдвард больше не предлагал обратиться в полицию, и причина тому была вполне эгоистическая. Если сюда заявится полиция, ему придется помогать им и рассказать о том, что он видел. И о том, что он принял увиденное за игру воображения. Эдвард вообразил, какой тяжелый разговор за этим последует и как всплывет его жуткое прошлое — наркотики, смерть Марка и все остальное. Его непременно отвезут в участок и начнут допрашивать снова и снова. Закончится это больницей, психиатром, сумасшедшим домом и электрошоком.
Разумеется, он побывал в Железнодорожном коттедже — ведь Джесс мог отправиться и туда. Эдвард разбил камнем одно из окон и забрался внутрь. Он обыскал весь коттедж, даже чердак. Что он предполагал найти? Обшарил кровати, включая и двуспальную, на которой, если верить Элспет Макран, он был зачат; кровать, на которой (если бы он не убежал в тот жуткий день) они могли бы заняться любовью с Брауни. Но нет! Как он мог вообразить такое — она бы ни за что вот так вдруг не легла с ним в постель. Он убедил себя, что это невозможно. Ему нужно было хоть как-то утешить себя.
Со времени исчезновения Джесса прошло уже четыре дня. Даже погода теперь стояла необычная, солнечная и безветренная, а по ночам сияла золотисто-желтая луна. Перед появлением луны небеса мерцали звездной пылью, смутными кометами, падающими звездами. А когда луна восходила, птицы начинали свои концерты. Беттина сказала, что это не соловьи, а камышовки, они громко распевают в болоте. Перед рассветом ласточки разражались безумными песнями под самым окном Эдварда. Он решил уехать, оставить Сигард, вернуться в Лондон. Он даже собрал вещи, завернул набросок портрета Илоны в один носок, а ее цепочку — в другой. Но каждый день он откладывал отъезд, потому что думал: к вечеру Джесс вернется домой. Он стоял у окна своей спальни, как в первые дни своего пребывания здесь, и смотрел на подъездную дорожку — вот сейчас появится отец. «О отец… отец! — безмолвно стонал он по ночам, слушая сладкозвучные голоса птиц. — О мой обретенный и потерянный отец, вернись ко мне!» У него зрело желание вернуться в Лондон, хотя бы на время уехать из Сигарда. Ведь Джесс действительно мог отправиться в Лондон, и тогда он, Эдвард, найдет его там. Он вспоминал ответ Джесса на предложение поехать в Лондон показаться доктору: «Я за этим не поеду». Значит, он мог бы поехать не за этим,а с какими-то другими целями. Здесь Эдвард уже обыскал всю округу, а в Лондоне он предпримет какие-то другие действия — встретится с людьми, поговорит с кем-нибудь. Он почти скучал по Гарри, Стюарту и Томасу, он вспоминал «мистера и миссис Бентли» и задавался вопросом, что с ними случилось. Еще он спрашивал себя: а не мог ли Джесс отправиться в Лондон за «Хлоей»?
Было около десяти утра. За последние четыре дня повседневная жизнь Сигарда почти вошла в прежнее русло, словно все искали отдохновения в бытовой рутине. Вина больше не пили. В промежутках между поисками Джесса Эдвард мыл посуду, подметал полы, чистил овощи, таскал дрова, переносил с места на место тарелки и белье. Он даже молча помог Беттине снять источенные древесным червем старые гнилые полки во влажных нишах Перехода и заменить их на новые, сделанные ею. Вскоре он увидел, что Илона красит эти полки. Его почему-то изумляло, что жизнь продолжается. Но, с другой стороны, что еще они могли делать? Эдвард и Илона избегали друг друга. С двумя другими женщинами он спорил, но не с ней. Когда такие споры начинались, Илона уходила. Эдвард не искал ее, потому что не хотел слышать о том, чего она страшится. А еще ему было мучительно больно оттого, что он собирался оставить ее здесь; он не знал, как сказать ей об этом, но не мог сбежать, не поговорив с ней. Конечно, невозможно было взять ее с собой, как бы она этого ни хотела. Даже мысль о том, чтобы вернуться за ней, казалась теперь нереальной. «Но я должен сообщить ей, что уезжаю, — думал Эдвард. — Я не могу просто так улизнуть. К тому же она должна дать мне знать, когда вернется Джесс, ни на кого другого рассчитывать нельзя». Так значит, он все-таки уезжает?