Школа гетер
Шрифт:
Он дышал так легко и свободно, словно совершил легкую прогулку по приятной ровной местности, а не мчался сломя голову в гору с довольно тяжелой ношей и не перемахивал через ворота.
Лаис бросилась бежать к залам, в которых проходили матиомы. Дарей следовал за ней. Однако в этих залах царила тишина.
Матиома еще не началась. Они успели!
И тотчас до нее донесся горький плач Нофаро, доносившийся из главного зала.
У Лаис подогнулись ноги, и она чуть не упала. Значит, опоздали! Сейчас они увидят Нофаро, валяющуюся на полу, измученную болью, а рядом суровую и неумолимую Никарету с окровавленным жезлом Приапа в руке. Или им орудует евнух Херея? Какая отвратительная, жестокая насмешка над бедными
Дарей, услышав крик любимой, рванулся вперед, Лаис за ним — и вдруг впереди, меж колоннами, поддерживающими свод большого зала, им открылась очень странная картина, при виде которой оба они замерли на месте, словно остолбенели.
Они увидели Никарету, стоящую на возвышении, предназначенном для великой жрицы. Рядом собрались наставницы; среди них оказался и Херея с выражением совершенно женского любопытства на своем толстощеком лице. Поодаль толпились аулетриды.
Все собравшиеся изумленно взирали на двух приезжих из Триполиса, которые опустились на коленях перед Никаретой и что-то быстро-быстро говорили, моляще простирая руки то к ней, то к Нофаро, которая — хвала Афродите, целая и невредимая! — стояла поодаль, заливаясь слезами и беспрестанно качая головой, словно пытаясь опровергнуть каждое слово незнакомцев.
Дарей кинулся было к ней, но Лаис успела поймать его и задвинуть за колонну.
— Подожди! — прошипела она. — Мы должны оставаться незамеченными! Сначала нужно понять, что здесь происходит!
— Где ты была так долго?! — раздался в эту минуту рядом возмущенный шепот, и чья-то рука вцепилась в руку Лаис.
Девушка чуть не вскрикнула от испуга, но это оказалась встревоженная Гелиодора.
— Все потом, — отмахнулась Лаис, — рассказывай, что тут творится!
Гелиодора торопливо зашептала, стараясь, чтобы ее мог расслышать и Дарей, и глаза у ее слушателей становились все больше и больше.
Надо думать! Ведь Гелиодора рассказывала удивительные вещи!
Оказывается, несколько дней назад умер отец Нофаро — тот самый, который отправил девушку в школу гетер, чтобы завладеть ее приданым. Ворованное богатство не пошло ему впрок: на него напала какая-то ужасная хворь, которая не просто свела его в могилу, но и причиняла страшные мучения. Он пытался вылечиться, однако одна гадалка сказала, что его ждут только новые и новые терзания, ибо он нарушил волю умершей жены — отдать все богатство дочери в приданое. Вконец измучившись, бедолага поклялся вернуть девушке все, что отнял у нее, если его кончина будет скорой и безболезненной. С этого дня страдания прекратились, а как только отец Нофаро объявил родственникам свою последнюю волю, он спокойно и тихо умер.
Перед смертью он признался, что ограбил дочь, с умыслом выставив ее шлюхой, и поручил своему брату найти Фатсу — конечно, ее нового имени отец не знал, — вернуть ей деньги и забрать из школы.
— Вот этот лысый, — показала Гелиодора, украдкой высунувшись из-за колонны, — это дядька Нофаро. А этот тощий, помоложе, — ее жених.
— Кто?! — прохрипел Дарей. — Какой еще жених?!
— Самый обыкновенный, — сердито шепнула Гелиодора, показывая ему кулак, чтобы не вздумал возмущенно заорать и не выдал их.
В то же время кулак Дарею показала и Лаис. Он онемел — возможно, от изумления, а может, и от смеха, потому что, случись драка, эти кулачки причинили бы могучему стражнику вреда лишь немногим больше, чем капли дождя.
— Этот жених — его зовут Паталий — отказался от Нофаро, когда ее выставили шлюхой, — продолжала Гелиодора, — а теперь снова хочет взять ее замуж.
— А я как же? — простонал Дарей жалобно. — Неужели она бросит меня и вернется к этому носатому уроду?!
— Да не хочет она тебя бросать и возвращаться к Паталию, в том-то и дело! — пояснила Гелиодора. — Однако Никарета сказала, что, может быть, отпустила бы Нофаро, если бы за нее дали выкуп в тридцать мин, и, по ее словам, это еще дешево: это самая малая цена красивой рабыни-танцовщицы на рынке. А приезжие ничего платить не хотят — говорят, что у них самих нет денег, а приданое Нофаро осталось в Триполисе. Вдобавок они требуют, чтобы им вернули те деньги, которые были уплачены отцом Нофаро за поступление в школу… Нофаро сама бы поехала за выкупом в Триполис, но ее никто не выпустит из школы, пока не будут уплачены деньги.
— Силы Аида! — простонал Дарей. — Я готов на все, чтобы жениться на Нофаро, но у меня тоже нет тридцати мин! Мне платят в день драхму, в год это 354 драхмы, то есть всего три с половиной мины! [46] То есть мне надо работать почти десять лет, чтобы выкупить мою любимую! Я готов пойти на большую дорогу, чтобы грабить путников, но она… Она не станет моей, если я окроплю руки кровью!
— С ума сошел?! — отмахнулась Лаис. — Грабить на большую дорогу, вот еще не хватало! Надо придумать что-то другое! — Она на секунду умолкла, потом усмехнулась: — Значит, эти двое говорят, что приданое Нофаро осталось в Триполисе? Как бы не так! Дарей, за мной! Да не топай так громко, все надо проделать незаметно.
46
Длительность года в описываемое время составляла 12 лунных месяцев, то есть 354 дня, иногда, раз в каждые три, пять и восемь лет, к году добавлялся один месяц, для выравнивания календаря.
Догадка, вдруг озарившая Лаис, была настолько блистательна, что, несомненно, ее навеяла сама Афродита, внявшая мольбам девушки!
Они с Дареем выбежали из школы. Двор был по-прежнему пуст, да и коридоры — тоже: все собрались в зале, где решалась судьба Нофаро, именно поэтому Лаис и Дарею и удалось остаться незамеченными.
Лаис бросилась к воротам, около которых смирно подремывали навьюченные четырьмя тяжелыми мешками ослы.
— Зевс свидетель, эти приезжие лгут: они привезли приданое Нофаро с собой, — выпалила она. — То-то они так беспокоились за свой груз и ни за что не хотели оставлять его за воротами! А теперь они, конечно, все деньги увезут с собой! Похоже, печальная участь отца Нофаро их ничему не научила. Но я не позволю, чтобы мою подругу снова ограбили и сделали несчастной! Сними-ка вот этот мешок, Дарей! Развяжи!
Дарей стащил с одного осла мешок, распутал веревку, которая перехватывала его горловину, — да так и отшатнулся, ослепленный: в мешке была целая гора тяжеленных серебряных мин! [47]
— Не стой столбом! — ткнула его в бок Лаис. — Сними свою хламиду!
Не без труда заставив себя выйти из оцепенения, Дарей поднялся на горку песка и галечника и отцепил красную хламиду, которая по-прежнему болталась на верхушке ворот.
Лаис выхватила ее из рук стражника, ставшего неповоротливым и несообразительным от изумления, и расстелила на земле:
47
Афинская мина весила около 440 граммов.
— Сыпь деньги сюда! А теперь дай мешок мне и опустоши второй!
Пока Дарей возился со вторым мешком, Лаис нагребла в первый гальки и песка из кучи у ворот. Потом наполнила второй, затем третий и четвертый мешки, деньги из которых тоже были высыпаны в хламиду. Мешки снова навьючили на ослов. Затем Лаис отсчитала пятьдесят мин, оторвала от хламиды край и завязала деньги в два узла: один очень большой, второй гораздо меньше. Схватила узел поменьше, согнулась, закряхтела, но все же кое-как смогла поднять его. Показала Дарею на большой узел: