Школа над морем
Шрифт:
Так, совершенно неожиданно для себя, Олег сделался «начальником снабжения двух действующих армий».
– А ты, кажется, злишься?
– спросил у него после собрания вожатый Максим.
– А чего мне злиться?
– Да, видишь ли, мне показалось, что ты не совсем доволен своим назначением.
– Не, ничего. Пускай себе.
Глаза Башмачного встретились с глазами вожатого. Золотые искорки в зрачках Максима поблескивали особенно весело.
– Я думаю, Олег, это будет тебе только на пользу, - сказал он посмеиваясь.
– Есть у народа такая сказка, про Иванушку-дурачка. Были у него братья, выдававшие
– Тогда я перестану быть Иванушкой-дурачком?
– обиделся Башмачный.
– Нет, тогда ты, перестанешь искать сокровища на чердаках и поймешь; что можно быть героем не только в одной Арктике.
Приготовления к «бою» шли весело и хлопотливо. «Синие» заранее хвастались каким-то необыкновенным изобретением, и все соглашались, что чего-чего, а этого ждать от них можно недаром же ими командует такой знаменитый изобретатель, как Яша Дереза, и недаром «синие» каждый день собираются у своего главнокомандующего.
Было известно также, что приходят они к Яше далеко не, с пустыми руками. Каждый из них приносил молотки, пилки, рубанки. А однажды Нагорный видел, как шестеро ребят поволокли во двор к Дерезе какую-то здоровенную доску. Доску эту, как выяснилось потом, им дал староста рыбацкой артели, отец Олега, Башмачный. «Красные» во главе с Сашком Чайкой толпою пришли в правление артели, жалуясь на измену и на сочувствие «синим», на что староста артели ответил им самым искренним и горячим словом:
– Да разве я знал, кто они?«Синие» они или «красные»? На лбу-то у них не написано! А пионерам мне почему доски не дать?,
– А для чего она им, вы их не спрашивали?
– Сказали - для изобретения.
«Красные» разочарованно замолчали. Только Омелько Нагорный один выговорил задумчиво:
– Мы знаем, что для изобретения. А вот для какого?
– Спрашивайте у Дерезы.
– Ну да, он скажет! Да это ж у «синих» военная тайна!
Эта тайна больше всего мучила Нагорного. Он каждый день придумывал все новые и новые решения этой непосильной задачи.
– Я знаю, что это такое! Это не иначе, как огнемет. Только подойдем к их укреплениям, а они тут ш-ш-ша! ш-ш-ши! б-бум, - и тут, понимаете, целая волна огня. Смертельная, огненная волна!
Догадку разбивали, но Нагорный тут же выдвигал вторую:
Ну, тогда это, наверное, скорострельная пушка. Пушка-пулемет! Сто восемьдесят выстрелов в минуту! Я знаю этого Яшку он что захочет, то и сделает. Может, и триста выстрелов в минуту, кто его знает!
И наконец Омелько не выдержал. Военная тайна «синих» жгла его, как огонь из огнемета, расстреливала его сердце, как ядра скорострельной пушки. Он пришел к «синим» и сказал:
– Ребята, вы знаете, кто я такой? Я Омелько Нагорный, профессор межпланетной авиации. Это я летал на Марс, и это лично мне марсианин передал браунинг, принадлежавший когда-то знаменитым летчикам космических пространств Бруно Циони и Демиду Семиряжке... Верите ли вы мне?
Главнокомандующий «синих» к делу отнесся иначе. Стоя обеими ногами на привычной почве Земли, он задал профессору межпланетной авиации всего только один вопрос: что именно ему нужно и зачем он пришел мешать им работать.
– Я пришел, чтоб поделиться с вами военным опытом марсиан, ответил Омелько.
– Тебя подослали не марсиане, а Сашко Чайка!
– твердо заявил Яша Дереза. И, если ты сейчас же не повернешь свою ракету носом из нашего штаба, я прикажу спустить на тебя Рябка.
Рябко был страшнее всех марсиан. и тоже имел свой военный опыт. Эти соображения заставили Нагорного подчиниться приказу Яши Дерезы и закрыть за собой калитку. Он честно рассказал Сашку Чайке о своей неудачной попытке выведать военную тайну «синих». И на другой же день Нагорный уже намекал на свое собственное изобретение, на страшную военную тайну «красных».
Впрочем, за несколько дней до открытия военных действий между «красными» и «синими» снова возникли серьезные недоразумения.
В одно прекрасное майское утро великолепная парусная лодка гордо вошла в порт Слободки. Правда, вернее было бы сказать не порт, а только пристань, у которой на солнечной воде покачивалось с десяток шаланд и других рыбачьих лодок, но новая яхта так гордо распускала свои паруса, что всякая пристань при ней начинала казаться большим портом. Парусник гордо, как белокрылый лебедь, пристал к берегу. Белоснежные паруса слегка шелестели. На борту красовалась надпись: «Отличник».
Вскоре половина населения Слободки была уже на пристани. Сюда собралась не только детвора – пришли и дед Савелий, и дед Гурий, и бабка Лукерка, и Данилыч из школы, и столяр Иван Карпович, и тетка Секлетея, Пришел и староста артели, пришла и Марина Чайка. День был выходной, рыбаки были на берегу, и на пристани их собралось немало. К ребятам подошли Василий Васильевич и Максим; была тут и учительница Евгения Самойловна.
Сашко Чайка посмотрел на яхту и тут же закружился от радости. Он сразу догадался, что это за парусник пристал к их берегу. И еще приятней было то, что и называлась эта лодка не как-нибудь, а «Отличник»!
Ивасик как раз возвращался со своей охоты, когда «Отличник» подходил к пристани и спускал паруса. Ивасик в эти дни охотился на крабов, и в это утро ему особенно везло: он поймал в воде между камнями большого-пребольшого краба. Сжимая его круглую спинку, чтобы не схватил как-нибудь клешнею за палец, Ивасик кинулся к пристани и тут же расспросил причаливших пограничников, расспросил основательно и подробно, кто они и зачем они приехали. Таким образом, Ивасик первый узнал, что парусная лодка - это подарок бойцов школьникам за их отличные успехи в учебе.
– И я буду школьником, - сообщил Ивасик.
– Вот и хорошо. Будешь отличником, мы тебе целый пароход преподнесем, - пошутил товарищ Чертков, глава делегации, передававшей лодку ее новым хозяевам.
– Не, мне лучше настоящее ружье, - попросил Ивасик.
– а то мое только пробками стреляет.
– Можно и ружье, - согласился Чертков.
– А на придачу – пушку!
И вдруг он дернул рукой и затряс ею в воздухе. В палец вцепилось что-то живое и черное. Рука командира сторожевого катера слишком близко коснулась Ивасиковой добычи и была тут же наказана за свою небрежность. С большими трудностями освободили палец из крепких клешней краба.