Школа остроумия, или Как научиться шутить
Шрифт:
был "демоническим", а улыбка — "бесовской". Смеющееся
язычество было отвергнуто и признано грехом вместе со всеми
земными, плотскими наслаждениями, которые так часто
сопровождались смехом. Смех и веселье были тесно связаны с
плодородием, с совокуплением — даже вид смеющегося рта,
открытого, брызжущего слюной, напоминал некоторым
ревнителям морали "срамной" орган. Поэтому смех предлагалось
отвергнуть как уступку дьяволу. Символом подлинной
духовности
мазохистского восторга. Духовная литература полна описаний
святых, которые смеялись, когда их поджаривали на огне или
скармливали львам. Эта "радость-страдание", как ее назвал Блок, воспевалась и в других случаях: например, отвергнутая любовь
ценилась выше принятой, поскольку позволяла вдоволь
помучиться.
Однако постоянное запугивание земными и небесными
муками не могло не вызвать у народа обостренную,
истерическую смеховую реакцию. Не было времени, когда
смеялись так же часто и массово, как в "мрачном" средневековье.
Михаил Бахтин, который ввел само понятие "смеховая
культура", писал, что "особенно остро ощущал средневековый
человек в смехе именно победу над страхом перед смертью,
перед адом, перед всем освященным и запретным". По нескольку
раз в год проводились "дни дураков" с переодеваниями и
непристойными танцами. Целые улицы в городах занимали
скоморохи, акробаты, дрессировщики зверей, кукольники.
Появились корпорации шутов, которым позволялось насмехаться
над всеми жителями города. В этом был и практический смысл —
часто никто, кроме шутов, не мог вывести на чистую воду
нечестного торговца или взяточника-судью. Однако борцы за
чистоту веры возмутились разгулом "смеховой культуры", и
вскоре по всей Европе запылали костры инквизиции. Шуты и
акробаты разбежались кто куда, спасая свою жизнь.
Все это означало одно: средневековая цивилизация клонится
к упадку. Тут и пригодилась сатира, возникшая еще в античности
как "обличение нравов". Знаменитые римские сатирики —
Петроний, Апулей, Ювенал — были консерваторами и не столько
издевались, сколько оплакивали развал державы, бесчинства
"новых римлян", упадок морали (чувствуете что-то знакомое, не
правда ли?).
Средневековые авторы тоже наперебой крыли распутных
монахов, хищных баронов, неправедных королей. И не заметили,
как это переросло в критику, так сказать, социального строя.
Издевались уже не над отдельным монахом, а над церковью, не
над выдуманным королем, а над монархией. Это хорошо описал
Бахтин в своей книге о Рабле -образы книги Таргантюа и
Пантагрюэль" взяты из "низкого народного юмора, но в
обработке великого писателя
они составляют сатирическую картину французского
общества. От Рабле было уже рукой подать до Сервантеса и
Шекспира, своим смехом окончательно похоронивших
средневековье. В эту компанию вписался и Мартин Лютер,
основоположник протестантизма, которого считают одним из
лучших немецких сатириков.
Нечто подобное произошло и в далекой Японии, где в XVII
веке горожане активно высмеивали дряхлые феодальные
традиции и самурайскую мораль. Возникли даже специфические
литературные приемы. Если раньше рассказ начинался: "Жили
когда-то три знатные дамы", то теперь это звучало так: "Как ни
смешно, жили когда-то три знатные дамы".
Смех в России
Смех в России — вообще дело особое. В силу исторических
условий он слишком часто раздавался "сквозь слезы". Когда
монгольские баскаки ехали на Русь за данью, знающие люди
напутствовали их: если русские плачут, значит, у них осталось
еще что-то, что можно забрать. Но если они смеются — значит,
брать уже нечего.
Народный смех в России был, как и везде, громким,
надрывным и пьяным. Не отличались изяществом и шутки
скоморохов — кстати, слово это произошло от греческого
"скоммарх", т.е. "мастер смеха".
Тут уместно вспомнить народного потешника, блестяще
сыгранного Роланом Быковым в фильме Тарковского "Андрей
Рублев". Апогеем его бурного выступления стала демонстрация
задницы. Кстати, нелишне напомнить и о том, что скомороха в
конце концов уводят мрачные люди, тогдашние "сотрудники
спецслужб".
"Низовой" юмор воспринял из книжной, церковной
культуры не только термины, но и привычку искать в смехе урок
и поучение. Академик Лихачев отмечал, что главная
особенность русской смеховой культуры — ее высокий
моральный смысл.
Правда, во многом такое впечатление возникает из-за того,
что аморальное "смехачество" наподобие "Девичьей игрушки"
Баркова до самого последнего времени находилось под спудом.
На поверхности же были такие произведения, как анонимная
"Повесть о Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове", в которой
действовали Осетр-боярии, Сом-воевода, Лещ-челобитчик и