Школа
Шрифт:
Химик вызывает меня к доске решать задачу. Он редко кого вызывает, а первый месяц вообще ничего не задавал – типа, «свой человек». Я медленно поднимаюсь и иду между партами. Торопиться некуда – все равно не знаю, как решать. Я с девятого класса химию не учу. Прошлогодняя химица поставила «трояк», особо мозги не колупала – знала, что мне ее химия не нужна.
Я вытираю доску сухой тряпкой – у нас уже давно никто не дежурит, не мочит тряпки перед уроками. Переписываю из книжки условия,
Никто не подсказывает – ну и не надо. Стою с понтовым видом, типа, хочу сказать химику: «Чего ты ко мне приколупался?» Химик смотрит на меня, морщится и говорит:
– Садись, Сергей. Двойка.
– А «три» можно?
– За что «три»? Ты разве решил задачу?
– Нет.
– Так за что тогда «три»?
– Ну, так просто.
– Так просто, Сергей, в этой жизни ничего не бывает. Понимаешь?
– А не надо меня учить – сам знаю, что бывает, а что не бывает.
Он опять морщится.
– Я только хочу сказать, Сергей, что так приобретают себе врагов.
– Хватит, нечего меня лечить.
– Выйди из класса.
– И выйду.
Я беру свою сумку, поднимаюсь и иду к дверям. Химик надувает губы и мотает своей кучерявой головой.
Первые два часа УПК – теория. Ее ведет старый глухой мужик Тимофеич. Ему до жопы, слушают его или нет. Я не слушаю, ничего не пишу, только рисую в конце тетради голых баб. Получается так себе.
В перерыве выхожу на крыльцо покурить. Туда-сюда шарят бабы, некоторые – ничего, но на УПК снимать несолидно.
Рядом курят несколько пацанов с моей группы. Я подваливаю. Они доколупывают толстого Гену насчет порнографии.
– Ну, что, Гена, будешь порнографии покупать? – спрашивает один.
– Нахуя они мне?
Я влезаю в разговор:
– Как «на хуя»? А хуй дрочить?
Все рогочут.
После теории я сваливаю – неохота два часа водить напильником. Домой ехать рано – иду гулять. Погода поганая, холодно. Под ногами мокрые грязные листья.
Подхожу к «Дому обуви» – там очередь. Спрашиваю у мужика:
– Что дают?
– «Саламандеры» по шестьдесят рублей. Хорошие туфли, германские. У моего брата были такие – носил три года.
Денег на «саламандеры» нет – ни с собой, ни дома. Иду к «Октябрю» – там кино «Асса». Становлюсь в очередь, беру билет, потом покупаю в буфете мороженое в бумажном стаканчике. Народу на фильм приперлось много, но зал в «Октябре» большущий, и свободные места есть, особенно сбоку. Я сажусь на последний ряд, около самой стенки. Рядом штук пять свободных мест.
Начинается фильм. На соседнее место садится пацан – лет двадцать, в черной куртке. Первая песня – ничего, а после нее кино – ерунда, и я смотрю без интереса, не вникаю.
Пацан поворачивается ко мне.
– Ну, как фильм?
– Не очень.
– И мне не очень. Я вообще редко в кино хожу. Только если с бабами. Сегодня – это так, случайно. А вот в воскресенье ходили с пацаном и двумя бабами в «Космос». Сели на последний ряд. Одна взяла в рот, и другая взяла. Ты когда-нибудь давал бабе в рот?
– Само собой.
– Ну и как тебе больше нравится? В рот?
– Ага.
– Мне тоже. Так больше кайфа. Пошли, может, в буфет сходим, сока попьем?
– Неохота.
Пацан берет мою руку и тянет себе на колени. Я делаю вид, что все нормально. Смотрю на экран и жду, что будет дальше. Я уже прикинул, что делать, но торопиться некуда.
Пацан медленно водит моей рукой по своей ширинке, потом кладет свою вторую руку на мой хуй.
Я ничего не говорю, он тоже молчит. Он расстегивает замок на джинсах и кладет мою руку на свой стояк. Он горячий, я даже через трусы чувствую.
Пацан водит рукой по моей ширинке, наклоняется к уху и шепчет:
– Ну что, сделаем немного кайфа?
Он лыбится, блестят зубы. А рожа в темноте толком не видна. На улице я бы его не узнал.
Я вырываю руку и даю ему боковой в челюсть, потом хватаю за шкирки и бью мордой об сиденье перед нами. Пацан орет. Люди впереди оборачиваются. Я делаю чугунную морду и незаметно бью его в «солнышко». Пацан сползает на пол, я добавляю ногой. Он медленно поднимается и отсаживается от меня, сидит минут пять – отходит, – потом сваливает.
Я досматриваю фильм до конца. Пацан, конечно, может кого-то привести, чтоб со мной разобраться, но пусть он меня сначала узнает.
В конце фильма – классная песня: «Мы ждем перемен». Под нее народ вываливает из зала и прется к остановке, и я тоже, стараясь особо не выделяться из толпы.
Только подхожу – подъезжает «пятерка», я запрыгиваю. Возле завода Куйбышева пересаживаюсь на «двойку». На заднем сиденье – моя мамаша с обувной коробкой. Она говорит:
– Сережа, я тебе купила туфли германские. В «Доме обуви» давали. Дорогие, конечно, – шестьдесят рублей, но люди сказали, что очень хорошие, а я как раз зарплату получила.
Около пивбара – никого из своих пацанов, а пива хочется, и бабок нет. Подхожу к Грише Дикому. Он уже нажрался, как всегда, и что-то втирает другим алкашам.
– Привет, Гриша.
– Привет, салабон. В армию скоро?
– Завтра утром.
– Ты, блядь, с этим не шути. Вот запрут в Афган, как меня, тогда шутить не будешь.
– Во-первых, теперь в Афган уже не посылают, а, во-вторых, что там такого страшного, в том Афгане?
– Много ты знаешь, посылают или нет. Скажут – в Ташкент, а отправят в Афган. И что ты сделаешь? Вот отрежут тебе духи уши или яйца, потом погляжу, как ты посмеешься.