Школьная королева
Шрифт:
Китти поднялась наверх. Она вошла было в свою комнату, и как раз в этот момент Мэри Купп, пробежав мимо нее, помчалась вниз. Девочки продолжали стоять в коридоре. Генриетта подошла к Мэри и взяла ее под руку.
– Мэри, я хочу поговорить с тобой. Не думаю, чтобы теперь в зале был кто-нибудь. Пойдем туда.
Девочки ушли и сели в уголок, откуда они могли увидеть каждого, кто войдет. Было важно, чтобы никто не слышал их разговора.
– Я заметила кое-что, – сказала Генриетта, – и думаю, время нашего торжества близко.
– Не говори, не говори этого, – махнула рукой Мэри. Она, как и другие девочки, заметила, какой расстроенной казалась Китти, когда вышла от миссис Шервуд.
– Что такое с тобой, Мэри? Уж не забыла ли ты, что мы собираемся унизить Китти О’Донован? Похоже, унижение начинается. Но Китти так популярна, что это будет нелегко. Главное – добиться помощи Елизаветы Решлей. Маргарита Лэнгтон, я уверена, будет на нашей стороне.
– Знаю, кто не будет на нашей стороне. Это Клотильда Фокстил.
Я думала о ней, – сказала Генриетта, – но надеюсь, что сумею справиться и с Клотильдой.
Дверь отворилась, и в зал вошла Елизавета Решлей. Она подошла к девочкам.
– Ах, по обыкновению шушукаетесь, – усмехнулась она.
– Присядь к нам, Елизавета, – предложила Генриетта ласковым тоном, – пожалуйста. Мы с Мэри очень дружны – не правда ли, Мэри? – но мы ничего не имеем против того, чтобы поболтать втроем, ты такая милая.
– Я не желаю оставаться с вами, – холодно сказала Елизавета. – Хочу только задать вам один вопрос.
Генриетта взглянула в ясные, красивые глаза Елизаветы, которая была перед Китти королевой мая. Почетное положение было обеспечено ей. Девочки очень уважали Елизавету Решлей. И обожали ее.
– Пока у меня нет никаких доказательств, – продолжила Елизавета. – Но что-то подсказывает мне, что вы по какой-то непонятной причине замышляете нехорошее против Китти О’Донован. Я склонна подозревать вас в этом. Признайтесь, я права?
– О, какие глупости! – воскликнула Генриетта. – Удивляюсь, как ты можешь быть такой несправедливой, Елизавета!
– Ваша неприязнь к Китти видна не только мне, но и всем девочкам в школе. Если бы я могла узнать, в чем дело, то, может быть, помогла бы вам.
– А может быть, и вовсе ничего нет? – сказала Мэри.
Генриетта взглянула на свою сообщницу.
– Нет, Мэри, – серьезно сказала она, – было бы очень дурно не сказать этого Елизавете, которой все верят, которую любят и уважают. Действительно, случилось нечто дурное, и я очень боюсь, что всем нам предстоят волнения и огорчения из-за Китти О’Донован.
– Но что же она сделала, бедняжка?
– Нехорошо рассказывать об этом, – заметила Генриетта. – Если она сделала то, что мы предполагаем, – ты, конечно, скоро узнаешь это. А говорить теперь было бы непорядочно с нашей стороны.
Мэри молчала. И Генриетта закончила:
– Мне жаль огорчать тебя, Елизавета, но я не могу ничего прибавить к тому, что сказала.
Елизавета вышла из зала.
– Ну вот, – выдохнула Генриетта, – это именно то, чего я больше всего не хотела. Елизавета чрезвычайно впечатлительная. Теперь она пойдет к Китти, чтобы докопаться до истины.
И верно, Елизавета поднялась наверх. Комнатка Китти была не очень далеко от ее комнаты. Елизавета постучалась. Ответа не было. Она снова постучалась. Снова нет ответа. Тогда она сказала тихим голосом:
– Китти, милая, это я – Елизавета Решлей. Я очень хочу поговорить с тобой. Позволь мне войти, дорогая.
Ответа все не было. Подождав немного, Елизавета повернула ручку двери и вошла.
Китти лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Она не плакала. Елизавета поспешно подошла к ней.
– Китти, в чем дело? Расскажи мне.
– Ты узнаешь достаточно скоро, Елизавета.
– Но я хочу знать теперь.
– Ты такая же, как и другие, ты не поверишь мне.
– Испытай меня, – сказала Елизавета. – Я ведь заметила, что ты в тревоге уже который день. Ты далеко от родных, у тебя нет матери…
Китти зарыдала, но тотчас же подавила рыдание.
– Я однажды испытала то же, что ты, – сказала Елизавета. – У меня были неприятности в школе. Одна девочка очень недобро относилась ко мне. Можно мне сесть у твоей постели? Я подержу тебя за руку и расскажу все.
– Пожалуй, – ответила Китти.
Елизавета заботливо укрыла ноги Китти одеялом.
– Я расскажу тебе все про себя и про то, что случилось со мной. Как и ты, я единственная у родителей. Папа мой живет в Индии, а мама осталась в Англии. Она очень болела. Я так люблю свою маму! Когда меня отдали в школу, первое время мне нестерпимо тяжело было жить вдали от нее. Расскажу тебе, как я нарушила одно из школьных правил.
Китти лежала очень тихо, и было не очень понятно, слушает ли она Елизавету или занята своими мыслями. Но подруга продолжила.
– Ты знаешь, Китти, что из селения Мертон, которое находится вблизи Мертон-Геблса, по четвергам вторую почту не приносят. Кому нужно, тот сам идет за письмами. Наступил четверг, и я страшно тревожилась, ожидая вестей о маме. Мне не хотелось говорить миссис Шервуд о том, как сильно больна моя мать. Я была уверена, что получу письмо. Сейчас девочки могут вдвоем или группой ходить в Мертон, но раньше, когда я поступила сюда, если девочке надо было в селение, то она должна была идти с учительницей. В тот день, представляешь, ни одна учительница не была свободна. Поэтому я решилась нарушить правила и пошла одна. Добралась до почтового отделения и получила свое письмо, из которого с облегчением узнала, что маме лучше. Вернувшись, я сразу направилась в комнату миссис Шервуд и рассказала ей, что сделала. Показала письмо. Я сказала, что не жалею о совершенном поступке, но знаю, что нарушила правила. Ей хотелось, чтобы я выразила сожаление, однако я не согласилась, и она наказала меня. Мне было горько и обидно.