Шкура

Малапарте Курцио

– Интересно узнать, что же здесь случилось такого необычного, – сказал генерал Гийом.

– Вы помните нежнейшую ветчину, с которой началась наша трапеза? То была ветчина с гор Фонди. Вы сражались в тех горах, они высятся за Гаэтой, между Кассино и Кастелли Романи. К вашему сведению, в горах Фонди выращивают лучших в Лацио и Чочарии свиней. Это те свиньи, о которых с такой любовью говорит Фома Аквинский, он сам родился в горах Фонди. Это священные свиньи, они хрюкают у церковных дворов в маленьких селениях высоко в горах Чочарии: их мясо пахнет ладаном, а сало нежное, как свежий воск.

– C’'etait en efet un sacr'e jambon [316] , – сказал генерал Гийом.

– После ветчины с гор Фонди на стол подали форель из Лири. Прекрасная река Лири. На ее зеленых берегах многие из ваших гумьеров упали лицом в траву под огнем немецких пулеметов. Помните форель из Лири? Легкая, серебристая, с едва заметным зеленым отливом на изящных, цвета старинного серебра плавниках. Форель из Лири похожа

на форель из Шварцвальда, на Blauforellen [317] из Неккара, реки поэтов, реки Гёльдерлина, и на форель из озера Титизее, и на Blauforellen из Дуная, в Донауэшингене, где Дунай берет начало. Эта королевская река вытекает из одетого в белый мрамор бассейна, похожего на колыбель, украшенную статуями в неоклассическом стиле в парке, окружающем замок князей Фюрстенбергов. К этой мраморной колыбели, где покачиваются на воде воспетые Шиллером черные лебеди, на закате ходят на водопой олени и лани. Но форель из реки Лири, возможно, светлее, прозрачнее, чем Blauforellen из Шварцвальда: зеленоватое серебро ее маленьких чешуек похоже на цвет античного серебра подсвечников из церквей Чочарии, оно не уступает серебристой синеве Blauforellen из Неккара и Дуная, форели с таинственными голубыми отблесками фарфора из Нимфенбурга. Земли, что омывает Лири, – одни из самых древних и благородных в Италии. Меня взволновал вид форели из Лири, изогнутой в виде кольца, с засунутым в розовый рот хвостом, – именно так, с хвостом во рту, древние изображали змею, символ вечности, его можно увидеть на колоннах в Микенах, в Песто, Селинунте, в Дельфах. Вы помните вкус форели из Лири, нежный и легкий, как голос этой благородной реки?

316

Это была действительно чертовски хорошая ветчина (фр.).

317

Голубая форель (нем.).

– Elles 'etaient d'elicieuses! [318] – сказал генерал Гийом.

– И наконец на столе на огромном подносе из меди появился кускус нежного и варварского вкуса. Но баран, из которого приготовлен этот кускус, не марокканский баран с Атласских гор, со скудных пастбищ Феса, Таруданта или Марракеша. Это баран с гор Итри, где царил Фра-Дьяволо [319] , это немного выше Фонди. В горах Итри, в Чочарии, растет трава, похожая на дикую мяту, но более мясистая, вкусом напоминающая шалфей, жители тех мест зовут ее на древний греческий манер kallimeria: это трава, из которой беременные женщины готовят напиток, помогающий при родах, трава с острова Кипр, бараны Итри ее очень любят. Именно эта трава kallimeria делает баранов Итри упитанными, наделяет их женственной леностью, усталым, с поволокой взглядом, свойственным беременным женщинам и гермафродитам. Нужно внимательно смотреть в тарелку, когда ешь кускус: отруби цвета слоновой кости, в которых сварен баран, разве не так же приятны глазу, как приятен его вкус нашему н"eбу?

318

Форель была восхитительна! (фр.)

319

Фра-Дьяволо – кличка Микеле Пеццы (1771–1806), знаменитого предводителя разбойников, родившегося в Итри и воевавшего против войск Наполеона во времена Неаполитанской республики. Был схвачен бонапартистами и повешен.

– Ce kouskous, en efet, est excellent! [320] – сказал генерал Гийом.

– Ах, если бы я закрыл глаза, поедая этот кускус! Ибо только что в горячем и живом вкусе бараньего мяса мне случилось заметить сладковатый привкус, а на зубах почувствовать более холодное, не такое мягкое мясо. Я посмотрел в тарелку и ужаснулся. Между крупинками я увидел сначала один палец, затем два, потом пять и наконец целую руку с бледными ногтями. Человеческую руку.

– Taisez-vous! [321] – воскликнул генерал Гийом сдавленным голосом.

320

Этот кускус был действительно великолепен! (фр.)

321

Замолчите! (фр.)

– Это была человеческая рука. Рука несчастного гумьера, которую взрывом мины начисто оторвало и забросило в медный котел, где варился наш кускус. Что я мог поделать? Я воспитывался в колледже Чиконьини, лучшем колледже Италии, где меня научили, что бы ни случилось, никогда не нарушать общего веселья, будь то праздник, бал или званый обед. Мне стоило больших усилий не побледнеть, не крикнуть и спокойно начать

есть руку. Мясо немного жестковато: оно не успело провариться.

– Taisez-vous, pour l’amour de Dieu! [322] – вскричал генерал Гийом хриплым голосом, отодвигая от себя тарелку. Все были бледны и ошеломленно смотрели на меня.

322

Замолчите, ради Бога! (фр.)

– Я воспитанный человек, – сказал я, – и не моя вина, если в то время, когда я молча грыз руку бедного гумьера, улыбаясь как ни в чем не бывало, чтобы не нарушить такой приятный обед, вы имели неосторожность поднять меня на смех. Не нужно подшучивать над гостем, когда он ест человеческую руку.

– Это невозможно! Я не могу поверить, что… – пробормотал Пьер Лиоте, позеленев и зажимая рукой рот.

– Если вы мне не верите, посмотрите на мою тарелку, – сказал я. – Видите эти косточки? Это фаланги пальцев. А те, что ровно лежат на краю тарелки, это пять ногтей. Извините, но, несмотря на мое хорошее воспитание, я не смог проглотить ногти.

– Mon Dieu! – воскликнул генерал Гийом и одним духом выпил бокал вина.

– Будете знать, как подвергать сомнению то, о чем пишет Малапарте в своих книгах, – сказал Джек.

В этот момент с равнины донесся далекий выстрел, потом другой, потом еще. Пушка «Шермана» коротко и ясно ударила со стороны Фраттоккье.

– Ca y est! [323] – воскликнул генерал, резко вставая.

Все вскочили на ноги и, опрокидывая скамейки и столы, побежали к опушке леса, откуда глазу открывалась вся римская равнина, от устья Тибра до Аниене.

323

Ну вот! (фр.)

Мы увидели, как с Аппиевой дороги, со стороны Бивио-делле-Фраттоккье, поднимается голубое облако, услышали долетевший гул ста, тысячи моторов и закричали от радости, увидев нескончаемую колонну Пятой американской армии, устремившуюся к Риму.

– Au revoir, mon G'en'eral! [324] – воскликнул Джек, пожимая руку генералу Гийома.

Все французы молчали.

– Au revoir, – сказал генерал Гийом. И тихо добавил: – Nous ne pouvons pas vous suivre. Nous devons rester l`a [325] .

324

До свидания, господин генерал! (фр.)

325

Мы не можем следовать за вами. Мы должны оставаться здесь (фр.).

Его глаза были влажными от слез. Я молча пожал ему руку.

– Приходите ко мне, когда захотите, – сказал генерал Гийом с грустной улыбкой, – вы всегда найдете место за моим столом и мою дружескую руку.

– Votre main, aussi? [326]

– Allez au diable! [327] – крикнул генерал.

Мы с Джеком бросились бегом через лес вниз по откосу к тому месту, где оставили наш джип.

– Ah! Ah! Bien jou'e, Malaparte! Un tour formidable! [328] – кричал на бегу Джек. – Будут знать, как сомневаться в том, что ты описываешь в «Капуте»!

326

Вашу руку тоже? (фр.)

327

Идите к черту! (фр.)

328

Ха-ха! Хорошо разыграно, Малапарте! Великолепная шутка! (фр.)

– Ты видел их лица? Я думал, их вырвет!

– Une sacr'ee farce, Malaparte! ah! ah! ah! [329] – кричал Джек.

– А ты видел, как ловко я разложил на тарелке бараньи косточки? Очень похоже на кисть руки!

– Ah! Ah! Ah! Merveilleux! [330] – кричал на бегу Джек. – Было очень похоже на скелет человеческой руки!

Мы весело смеялись, лавируя между деревьями. Добежав до джипа, мы вскочили в него и понеслись вниз по дороге на Кастель-Гандольфо. Доехав до Аппиевой дороги, мы догнали американскую колонну, тонувшую в клубах пыли, и в конце концов втиснулись в нее за машиной генерала Корка, которая следом за несколькими «Шерманами» шла во главе Пятой армии на Рим.

329

Дьявольская шутка, Малапарте! Ха-ха-ха! (фр.)

330

Ха-ха-ха! Великолепно! (фр.)