Шкурка бабочки
Шрифт:
Оля перевернула руку, и нерожденный младенец бурым пятном упал в розоватую воду. В тот момент она почему-то почувствовала себя очень сильной. Впервые за последние годы она не ощущала себя предательницей. Всю жизнь я поступала правильно, прошептала она, я всегда была права. Мне не в чем себя упрекнуть.
Она знала, что больше не позвонит Олегу, внесет его номер в черный список мобильника. Ручьями крови старая любовь выливалась из нее, оставляя вместо себя звенящую и радостную пустоту.
Эта пустота – холодная пустота между ветвей осенних деревьев, потерявших все свои листья, один за другим. Гриша и Костя вдвоем улетели в Таиланд, совместным отдыхом скрепить восстановленную дружбу, Влад все еще в Гоа, мама не звонила с тех пор, как до Питера дошла информация про Ксенин сайт. Да и сама Ксения погрязла в своем виртуальном романе так, что Оля не видела ее уже дней десять. И потому сегодня она после работы поедет, заберет Ксюшу из офиса, потом они вместе отправятся куда-нибудь поужинать. После, может, сходят в кино, а может, так и просидят до поздней ночи в ресторане.
Весь день в промежутках между переговорами Оля пытается дозвониться Ксюше на мобильный, но телефон не отвечает. В конце концов она просит секретаршу найти телефон «Вечера.ру» и соединить ее с Ксенией Ионовой.
– Алле, – говорит Ксюша таким голосом, что с Олиных ветвей сразу опадает еще несколько листьев, безжизненных и иссохших, как Ксюшин голос.
– Что у тебя с мобильным? – спрашивает Оля, и Ксюша эхом отвечает:
– А что у меня с мобильным? Наверное, забыла заплатить.
Можно, конечно, сказать себе, что это просто февраль. Что из всех месяцев бесконечной московской зимы февраль – самый тяжелый. Когда-то давно, когда еще листья зеленели, когда еще можно было пить кофе на улице, Ксюша и Оля сошлись на этом: да, all the instruments agree хуже февраля нет месяца в русском календарном году. Ведь в голове с детства сидит мысль о том, что у нас три месяца зимы, февраль последний, потом якобы начинается весна. Но каждый год в середине февраля вдруг понимаешь, что до конца зимы еще очень далеко, и чувствуешь себя деревом, с которого облетели все листья, а почки и не думают распускаться. В этот месяц совсем не хочется жить, и, может быть, права Ксюша, придумав себе виртуальную любовь, убежав от холодных московских улиц, где снег давно уже превратился в замерзшую грязь, а упавшие осенью с деревьев листья сгнили, и сами деревья уже не узнают их, когда опускают голову к поседевшей земле.
Но нет, Оля прогоняет тоскливые мысли. Надо двигаться, надо держаться, надо, подобно предприимчивой лягушке из старой притчи, взбивать сметану из сомнительного молока московской слякоти и февральского холода. Надо двигаться, заниматься собой, напоминать своему телу, что оно существует. Потому так много в сердцевине февраля меланхолических девушек в московских клубах, с тоскующим видом облокотившихся о барную стойку. На самом деле это не девушки, это деревья осенней рощи. Они потеряли свои листья и ждут, пока снова придет весна или хотя бы прекрасные поселяне украсят их изломанные ветки флагами и венцами. И потому призывно плещут флаги простыней в холостяцких мужских квартирах, потому так манят одноразовые свадебные венцы взбитых подушек, на единственную ночь осеняющие головы брачующейся пары. В это время года мужчины не занимаются любовью с такими девушками – бормоча на ухо бессмысленные нежные слова и ритмично раскачивая утлые лодки кроватей, они всего лишь напоминают изломанным зимним деревьям, что те доживут до весны, если, конечно, раньше их не погубит топор дровосека, трескучий мороз, древесная хворь. Впрочем, о хвори лучше не думать, особенно в феврале, когда и без того так трудно напомнить телу, что оно существует.
И потому – слава богу, что, помимо сомнительной сексуальной акробатики, к которой равнодушны и Ксюша, и Оля, существуют другие виды физической активности, а давай поедем в «Планету Фитнесс», туда можно брать одноразовый билет, а у меня клубная карта, и мы с тобой позанимаемся на тренажерах – конечно, только если захотим! – а затем поплаваем, а после уж точно посидим в сауне и выйдем отдохнувшие, посвежевшие, почти счастливые, напоминая себе, что февраль – в самом деле последний месяц зимы и, значит, до весны уже недалеко. Ну что, идем?
Шуршат в трубке Ксюшины слабые возражение – купальник, спортивный костюм, что там еще? – нет, нет, сегодня Оля настроена решительно, нет, нет и нет, мы заедем к тебе за купальником и спортивным костюмом, а если ты скажешь, что у тебя нет хорошего купальника, то пеняй на себя, мы поедем и купим новый, модный будущим летом. А если попробуешь сказать, что у тебя нет денег, мне придется тебе его подарить. Ну, хорошо, заедем к тебе домой за старым.
Получают ключики от соседних шкафчиков, раздеваются, слушая разговоры других девушек. Что лучше – пилатес или йога? Стоит ли женщинам ходить на айкидо или это пустая трата времени? Правда ли, что заниматься на тренажерах без персонального тренера за 10 долларов в час – это впустую тратить время и деньги? Вот и славно, думает Ксюша, какие милые тут девочки. Никто не говорит о маньяках-убийцах. Никто не возбуждается от мысли о том, что их подвесят за ноги на крюке, вбитом в потолок. Чувствуешь себя нормальным человеком. Почти здоровым.
Ксюша и Оля бегут по соседним беговым дорожкам. Ксюша бежит легко, держит дыхание, иногда только отбрасывает волосы с лица, хотя смотреть здесь особо не на что. Оля уже через три минуты начинает потеть, собственные подмышки неприятно пахнут, в голове стучится мысль, что надо худеть не на два, а на все пять килограмм, и вообще, может, ей еще рано такие физические нагрузки после недавнего.
Ксюша спрыгивает с беговой дорожки раскрасневшаяся и довольная. Блин, говорит она, жалко, что так дорого, я бы сюда хоть каждый день ходила! Давай в бассейн, говорит Оля, но Ксюша не может уже остановиться и хочет покачать пресс вон там, а потом проверить свою растяжку, а после… после еще вот это, вон то и вон то, а потом, хорошо, давай в бассейн. И вот, значит, Оля стоит и смотрит на Ксюшу, которая – вверх-вниз, вверх-вниз – качает пресс, как Сара Коннор в старом фильме, а растрепанные волосы прилипают ко лбу, но зато, гляди-ка, в глазах появляется знакомый блеск, а Оля, значит, смотрит и думает, что не такая, оказывается, Ксюша худая, скорее, оказывается, подтянутая, вот ведь как, думает Оля и гордится немножко Ксюшей, и немножко чувствует себя такой не очень юной матерью, со стороны приглядывающей за ребенком на детской площадке, не рискуя ни оставить его одного, ни самой полезть кататься с горки, наплевав на шубу, как мы это делали, помнишь, Ксюш, на Новый год, да? Классно было, правда?
– Правда, – отвечает Ксюша, переводя дыхание, – пошли теперь в твой бассейн, только глянь, сколько там народу, у них там, кажется, акваэробика началась, вот ведь блин.
Выходят, значит, через час, две молодые интересные девушки, успешные профессионалы, местные знаменитости русского Интернета, почти забыв об опавших листьях и февральских черных ветвях, садятся в машину и обсуждают куда ехать ужинать, потому что их разбуженные фитнессом тела требуют еды, и собравшееся худеть Олино тело требует даже громче Ксюшиного, которое зато предвкушает, как завтра с утра будут болеть все мышцы, и они выбирают «Якиторию» возле Ксюшиного дома, и за ужином Оля рассказывает, как ищет себе новых сотрудников, и все мальчики – такие уроды, а все девочки – отличные, собранные, деловые, хотя не такие, конечно, как Ксюша, но все равно с мальчиками не сравнить. Вот скажи, спрашивает она, а в твоем поколении – мужики все никуда не годятся? Посмотри, в нашем IT-бизнесе девочек двадцать с чем-то полно, а мальчиков – никого нет. Наверное, отвечает Ксюша, все толковые мальчики сейчас получают MBA или учатся на юристов.
Вот так они ужинают в «Якитории», а после ужина решают заехать к Ксюше, тем более, что это совсем близко, а Оля не хочет ехать через весь город в такой гололед, ведь она такая расслабленная и после бассейна, и после ужина, что даже боится не справиться с машиной, а глупо было бы погибнуть в феврале, когда остается всего ничего до конца зимы.
Дома Оля по-хозяйски идет ставить чай, а Ксюша сразу включает ноутбук и читает почту, и когда Оля возвращается, Ксюша стоит, глядя на экран, стоит замерев, пугающе неподвижно, и Оля сразу подходит к ней, и прижавшись щекой к щеке, тоже смотрит на экран, а в глазах у Ксюши тлеет отсвет аутодафе, в котором заживо сгорели все замерзшие февральские деревья.
43
Ксения, Ксения, Ксения
Я не знаю, как начать это письмо.
Может быть, самым банальным образом? Ксения, я люблю тебя.
Я впервые узнал о тебе от случайного собеседника. Приятель, вернувшийся из Америки мазохистом с МВА, затащил меня на московскую BDSM-вечеринку, просто за компанию. Было довольно много народу, я потерял его из виду и присел за стол к какому-то парню, который выглядел даже растеряннее, чем я. Похоже, он тоже пришел сюда первый раз. Мы разговорились, и он рассказал о тебе. Его звали Саша, и он долго говорил о том, как вы встретились, как расстались, как занимались любовью, что ты не отвечаешь на звонки, что он все время читает твою онлайн-газету, потому что в каждой заметке узнает твою интонацию, и что теперь ты сделала сайт про московского маньяка, и он вчера услышал твой голос по радио в машине, и вынужден был остановиться, потому что едва не заплакал. И вот он все это рассказывал, и ясно было, что он все еще в тебя влюблен, а я внезапно понял, что именно тебя всю жизнь видел во сне.