Шкуро: Под знаком волка
Шрифт:
За чаем он рассказал, что группу журналистов командируют на Южный фронт, в район, освобожденный от белых, — как раз, где Богучар, куда приглашал Степа Буйков. Надо написать о строительстве новой жизни.
— Конечно, я никуда не поеду, — печально говорил Михаил Петрович. — Нельзя же тебя одну оставить. Или Маргарита с тобой поживет? Поездка-то не больше чем на две недели. А я там договорюсь в Богучаре на лето. Что-нибудь в августе. А сейчас бы рыбки привез, арбузов соленых.
— Ой как арбузика соленого хочется, — простонала Лена.
Михаил ухватился за свою идею:
— Вы же, Маргарита, не поедете сейчас
— Да не знаю как, — неуверенно ответила Марго, испытующе вглядываясь в глаза Лены.
Та отвечала подруге долгим непонятным взглядом. Наверное, этот немой разговор и подсказал решение:
— А я знаю, — решительно сказала Лена. — Я поеду с тобой. Ничего со мной не случится. Еще два месяца носить. Не меньше. И Степа написал, что нас там ждут.
Штаб корпуса размещался в Ростове, в роскошном дворце Парамонова. Шкуро со свитой приехал на двух автомобилях. С ним — начальник штаба, помощник, адъютанты, конвой. Врангель все еще болел, и корпусом командовал генерал-майор Юзефович [55] , артиллерист, неразговорчивый белорус лет около пятидесяти, всегда старающийся все уладить. С ним легче, чем с Врангелем, только надо сразу дать понять, с кем он имеет дело. Так Шкуро и поступил.
55
Юзефович Яков Давидович (1872–1929) — из дворян. Георгиевский кавалер. С лета 1918 г. в Добровольческой армии, с января 1919 г. — начальник ее штаба, командир 3-го конного корпуса; затем — начальник штаба Кавказской армии, командир 5-го кавалерийского корпуса. С ноября 1919 г. — числился в резерве чинов при штабе главнокомандующего; в апреле 1920 г. он руководил строительством укреплений в Северной Таврии. В 1921 г. эмигрировал s Эстонию.
Совещались командиры и начальники штабов кубанских кавдивизий. Шкуро сел у дальнего края стола, потому что Покровский уселся рядом с Юзефовичем.
— Главная наша задача отстоять Донбасс, — говорил начальник штаба корпуса. — Вез угля нет армии, нет союзников. Вся надежда на кубанские казачьи дивизии, так славно проявившие себя в боях за Северный Кавказ. Для того чтобы удар по наступающим красным оказался наиболее эффективным, все три дивизии объединяются под командованием генерала Покровского…
— Тогда я сейчас же подаю в отставку, — сказал Шкуро спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся.
Юзефович растерянно замолчал. Покровский, пре-зрительно поджав губы, смотрел прямо перед собой, словно Шкуро здесь и не было.
— Я не совсем вас понял, Андрей Григорьевич, — осторожно обратился к Шкуро начальник штаба корпуса; он действительно ничего не понимал.
— В Ставке меня понимают, — продолжал Шкуро добивать соперника. — Там знают, что генерал Покровский храбрый военный летчик, но совсем не умеет управлять боями конницы. Это хорошо было видно под Ставрополем. Если он здесь будет командовать всеми нашими казачьими частями, то погибнет и моя дивизия, и вся операция провалится.
Покровский гневно взглянул на Шкуро, начал было что-то резкое отвечать:
— Я не…
Его сразу перебил Юзефович:
— Ну, я улажу это дело как-нибудь иначе. Не надо горячиться и спорить. Все-таки давайте обсудим план операции. На крайнем левом фланге части дивизии генерала Май-Маевского обороняются от войск Махно, наступающих по железнодорожным линиям Токмак— Бердянск и Цареконстантиновка — Розовка — Волноваха. С севера по направлению на Иловайскую, где находится штаб Май-Маевского, наступает Тринадцатая армия красных в составе трех дивизий. У противника большое численное преимущество. У Май-Маевского приходится шесть человек на километр фронта.
— Главная опасность с севера, — перебил Шкуро, он должен был добиться такого плана действий, который нужен ему. — У батьки Махно банда, а здесь — армия. Я ее разгромлю ударами своей дивизии с флангов.
Теперь заговорили сразу все, но предложение генерала Шкуро отвергнуть уже было невозможно. Оно и легло в основу принятого плана. Почему-то все складывалось в его пользу, исполнялись его желания.
Там — старик ингуш, здесь — болезнь Врангеля. Ведь если б был барон здоров, то сидел бы здесь уже как командующий армией и не только подчинял бы его Покровскому» но и принял такой план, что пришлось бы подавать в отставку. И… прощай радость, жизнь моя. Деникину и Романовскому Шкуро больше не нужен: Кубань освобождена от красных, а генералов, желающих идти на Москву, найдется много. Но Врангель-то болеет! Что-то в этой сумбурной жизни действует в пользу кубанского казака Шкуро. Вег? Вряд ли. Не по его заповедям живет атаман. Военное казачье счастье на его стороне! Как у Стеньки Разина. Да!
Задумался Шкуро обо всем этом, возвращаясь в гостиницу. За обедом оказался рядом со знакомым военным прокурором Калининым. Говорили, конечно, о войне. Прокурор позавидовал генералу:
— Мне так тяжело и даже стыдно, что я по своему положению не могу участвовать в боях. Возьмите меня в свою дивизию, Андрей Григорьевич, ведь вам нужен военный юрист, отвечающий за соблюдение законов, помогающий в ведении военно-полевых судов. Или у вас есть уже такой человек?
— Нет, дорогой Иван Борисович. Не держу я вашего брата юриста. У меня суд длится две минуты. А впрочем, меня самого в конце концов повесят.
К Иловайской подъезжали в начале солнечного оттепельного дня, когда поблескивающий тающий снег и слепящие лужи источают покойную лень и даже не хочется думать о войне. А как не думать? В салон-вагоне Шкуро рассказывал своему верному Кузьменко о грядущем наступлении.
— Этих шахтеров мы изрубим в капусту. Уцелевших повесим. Кое-кого оставим, конечно, для работы в шахтах. Батько Махно подводит. Был бы с нами — уже к Москве бы шли. От твоего Гринчука что-нибудь слышно?
— Нет, Андрей Григорьич. Надо мне в Гуляй-поле, наверное, махнуть. Здесь близко.
— Подожди. В рейд отсюда пойдем. Трофеи брать. Ты потратил свои желтые?
— Почти. Бабе пришлось отдать. Она из Новочеркасска приезжала.
— Вот пройдемся по этим шахтерским городкам. Там же везде казна. Сумел я это направление для нашей дивизии взять, а то загнали бы в махновские хутора с мужиками воевать. Кажется, подъезжаем. Давай ко мне Шифнера, организуй в гостиной завтрак и сам будь рядом. На всякий случай пусть девочки приготовятся.