Шлак 3.0

Велесов Олег

— Ладно, — Толкунов щёлкнул пальцами. — Музыкант, давай уже приходи в себя. Подбери этого, — он кивнул на Грудича. — Поторопись. Жду в машине.

Музыкант подобрал пояс, разгрузку, ухватил Грудича за ворот, вздёрнул на ноги.

— Встретимся, шлак.

— Обязательно. Дружков позвать не забудь.

— Как скажешь.

Он закинул Грудича на плечо и понёс к выходу.

— Зря ты Толкунова тронул, — покачал головой Гук. — Злопамятный он. Да и варанов тоже зря. Ты, конечно, сильный, Дон, удивляюсь твоей силе, но на каждую крутую жопу сам знаешь, что найти можно.

— Плевал я на Толкунова.

А этот варан… Это он рёбра мне там, — я указал пальцем вверх. — И жену мою. И дочь.

— Что бы он не сделал, приказы отдавал другой.

— Не дурак, понимаю.

— Нихрена ты не понимаешь. Я слышал, у тебя с Оловом проблемы? Так вот считай, что у тебя теперь два Олова.

— Одним меньше, одним больше — какая разница? Если задумка Мёрзлого исполнится, многое поменяется. Может быть, ты вместо Толкунова станешь, а?

— Вместо Толкунова точно нет, — отказался Гук. — Давно хотел по Территориям побродить. Поохотиться.

— На кого?

— Ну, мало ли кто на пути встретится. Да и земель новых посмотреть хочу. На север надо двигать. За Северной дорогой мест много, и люди там тоже быть должны. Если уж выгорит затея Мёрзлого, потребую с него в качестве награды организовать экспедицию. Пойдёшь со мной?

— Говорят, с севера ещё никто не возвращался.

— Вот и проверим.

Глава 16

Утром приехала Алиса. Я ждал её на станции, собрал букетик ромашек, хотел вручить, когда она сойдёт с поезда, а она прикатила с Желатином на броневике. Грозно глянула на Звездуна и велела собирать вещи, потом бросила на меня изучающий взгляд. Как бы Звездун не прятал зеркала, но одно я нашёл — на стене в местной помывочной — так что вполне мог представить, что она увидела: обострившиеся скулы, круги под глазами, широкий шрам на подбородке, розовые пятна новой кожи на кончике носа. Вид, скажем, не самый воодушевляющий, но если, со слов обдолбанного квартиранта, два дня назад я выглядел хуже дохлого язычника, то в перспективе следующих двух дней всё должно вернуться на прежнее место. За исключением волос на голове. Им ещё расти и расти.

— Как дела? — спросил я, чтобы переключить её внимание с моего лица на общую повестку дня.

— Отец недоволен.

— Чем он может быть недоволен? Мы половину Полынника освободили, всю тяжёлую технику у рейдеров выбили, теперь хрен им, а не источник. Немножко поднапрячься, и до Прихожей их погоним. Как в сорок пятом.

— Он недоволен, что ты скрыл от него информацию о танке. Нужно было сообщить, а ты стихушничал.

О как, стихушничал. Круто. Вообще-то, панцер — это моё имущество, и только я решаю, кому и о чём докладывать.

— Ну уж звиняйте, — развёл я руками, чувствуя, как досада заполняет нутро, — как-то не догадался. Думал, само рассосётся, не заметит никто. А оно гляди как повезло.

— Танк мог пригодиться на другом направлении, здесь бы и без него справились. А ты ещё так бездарно умудрился его потерять.

— Ага, потерять… Это ты мне вместо «спасибо»? Прям на душе потеплело. Я едва заживо не сгорел ради ваших с папашей планов, а оказывается всего лишь бездарно панцер просрал. Вот и нашли виноватого во всех бедах. Прости, барыня, холопа своего Евгешку, пойду в пруду утоплюсь с горя.

—

Нет здесь пруда и зрителей нет, так что не скоморошничай, никто не оценит. Садись в броневик, скоро поедем.

— Да на кой я вам такой во всём виноватый сдался? Останусь тут, погибну в бою смертью храбрых, кровью смою позор поганого тихушника.

Алиса свела брови.

— Не скоморошничай, говорю. Хватит. Думаешь, мне приятно было отцовские нравоучения выслушивать? У меня чуть кровь из ушей не закапала. Но он прав, такими артефактами в нашем мире не разбрасываются. Представляешь, чего бы мы добились с его помощью?

— Не знаю, чего бы мы добились, но в таких делах всё от количества БК зависит. Если ты не в курсе, шестьдесят выстрелов не так уж много. По сути, один хороший бой, а потом только гусеницами окопы трамбовать. Зато сейчас Гук с нами.

— Ты его видел?

— Сегодня нет, но вчера поговорили немного. Толкунов приезжал, тоже мозги за панцер выносил, типа, как он посмел без дозволения Конторы использовать столь ценную технику и прочее, и прочее. Один в один как ты сейчас.

— А Гук чего?

— А чего Гук? Нахер его послал. Вежливо, конечно, он же не на свалке, как я, воспитывался. Толкунов пообещал сократить обеспечение гарнизона, а Гук сказал, что прикажет рельсы взорвать. Ни один состав в Прихожую больше не пропустит. В общем, они друг друга поняли и разошлись. Теперь пьёт чай, готовится к последствиям.

Алиса перевела взгляд на Звездуна, словно ждала подтверждения, но тот лишь вздыхал. Вчерашний день он провёл под кайфом и нихрена не помнил, а сегодня утром я провёл с ним профилактическую беседу, и теперь всё, что его интересовало, — это как смотреть на мир сквозь те узкие щелки, в которые превратились его глаза.

— Гук у себя? Ждите здесь.

Она ушла, вихляя бёдрами. Я проследил за ней, покрутил зрачками в такт вихляниям, и полез в броневик. Зачем-то открыл крышку ствольной коробки пулемёта, вынул ленту, вставил назад, передёрнул затвор. Настроение с утра было поганое, Алиса своей выволочкой сделала его ещё хуже. Да и разбитая рожа Звездуна радости не добавляла. Зря я с ним так резко, надо было словами обойтись, он бы понял, теперь смотреть в его сторону стыдно. Он столько раз меня прикрывал. Дважды жизнь спасал, а я…

А меня всё это достало! Забурлила злоба в поисках выхода. Нужно разрядиться, выплеснуть негатив, и единственный способ сделать это, завалить кого-нибудь, желательно сотню-другую рейдеров. Иначе меня разорвёт внутреннее давление из ненависти и обиды.

Две сотни рейдеров. Нормальное решение.

Отсюда до ближайшего опорника прихожан метров двести пятьдесят-триста. Сразу за станцией начинался пустырь, заваленный мусором и заросший золотарником, дальше тянулась разбитая коробка бывшего угольного склада. Там уже сидели дозоры рейдеров. Я проверил БК, порылся в вещах, извлёк три гранаты, подвесил на разгрузку. Нащупал плитку шоколада, сорвал обёртку, надкусил. Давно не чувствовал во рту вкуса сладкого, одна крапивница да манная каша. Взял бутылку с водой, пока шёл по платформе опустошил половину, остальное вылил на голову. Фыркнул. Не позволяя злобе остыть, ударил себя по щеке, ещё раз. Паренёк в старенькой бейсболке, сидевший у входа на станцию, окликнул: