Шлепок гнева
Шрифт:
Как этот орк выжил — никому не понятно. Мало что выжил, Саркат побери этого Дрючия, так еще и ртом беззубым изумленно шамкал, плюясь кровью и пытаясь отползти от неумолимо наступающего на него Живучки. Того парни хватать задумали за плечи там, за бока, только ветеран боев лишь корпусом дёрнул, все и отскочили, тряся пальцами. А он, крепкий, злой, страшный как крысюк с перепоя, подскочил к Куну, схватил того за грудки, да начал трясти, злобно хрипя прямо в шикарно разбитую морду:
— Ты, говнорез клятый, нас угробить решил?! Дерьмо рэтчедово! Я тебя сейчас прямо здесь закопаю, выпердышный граилевый! Корм вороний,
— Горкун, погодь! — гудела растерянно братва, опасливо не приближаясь к разъяренному вожаку банды, — Да погодь ты! Что с тобой?! Из-за бабы что ли?! Из-за той?! Да постой ты!!
— Из-за бабы, гундите? — с силой отбросив Дрючия так, что орк влетел затылком в камень и потух, Горкун встал, обозревая банду налитыми кровью глазами, — Вы вообще без мозгов… или как?!
— Да обскажи нормально, че ты! — вперед выступил правая рука Горкуна, Шепелявый, — Ты пацана чуть не кокнул, а по делу — нулями!
— По делу, говоришь? — нехорошо прищурился битый и резаный жизнью орк, тыча большим пальцем правой руки себе за спину, — Будь по-вашему. Так вот, пацанье, если бы этот гурвайс той девке мелкой хоть пинка бы отвесил, нас бы всех сегодня же на ножи подняли, всасываете?! Всех и сразу, без базара! Всасываете, что чуть жратвой рэтчедовой не стали?!
— А… он и правда… — замычал Шепелявый, но Горкун его тут же перебил.
— Та шмыга, акосы вы гурвайсовы, пашет на Золотой приплод, идиоты. Об этом весь город знает, кроме совсем уж конченных, вроде вас. Мало того, я её лично знаю, и не по нашей Костлявой, а по подземью. Сейчас бы Дрючий валялся бы с ножами в теле, а я рядом с ним, прося за вашу и за свою шкуру! Козлы тупые!
— О как… — взгляд полугоблина, направленный на Куна, блеснул сталью.
— А вот теперь вам второй расклад, акосы крысиные, — дёрнул щекой главарь банды, — Дрючий в отличие от вас нос всегда по ветру держал, так что он знал, что это за телка, чья это телка, и что она сейчас звон приплодовский тащит. Теперь шевелите тупизной черепной, думайте, что Кун хотел и где нас с вами при этом видел в своих движах!
Плюнув на мостовую перед парнями, Горкун пошёл на хату, молясь про себя, чтобы те, кто следят за мелкой егозой, выкупили его постанову. Жить хотелось, как всегда, сильно. Если Шепелявый всё правильно понял, Дрючия полуорк больше не увидит, а братва приплодовская это их рыпанье попустит. Мол, разобрались сами, и ладно.
Одно только было жалко старому бойцу — шмыгу, которая легла под приплодовских гоблинов. Чем бы её не заманили, так точно на нехорошее и с концами. Не бывает такого, чтобы кого-то с говенной уличной репой под праведное дело на постоянку вписывали. Не бывает. А Шпилька хоть и славная девка, но на улицах по делу за неё даже в Граильне не чихнут.
…и правильно сделают.
Глава 8
Кровь и пиво
В который раз за свой век убеждаюсь, что женщины — существа парадоксальные по своей сути, вне зависимости от того, где их воспитали и вырастили. Одна аристократка бежит из родного мира, а потом оседает в борделе, продаваясь своему спасителю и ненавидя его долгими годами за то, что он её не «доспас», другая, разочаровавшись в мужиках, не готовых водружать на неё королевскую корону, остервенело строит карьеру даже после того, как потолок
А вот эта троица — вообще что-то с чем-то! Достаточно всего лишь разгромить чужой дом, а потом часа два поотмываться от лакокрасочных изделий — и они уже лучшие подруги! Щебетали так дружно, что даже сердце пострадавшего Шеггарта размякло и он присоединился к их уютному бубнению! И что потом? Ужин, на котором эта хитрая Мыш демонстрирует свои воистину незаурядные поварские таланты в виде потрясающего плова, купившего ей даже лояльность котов. Итог? Аутсайдером назначен Конрад Арвистер, как виноватый во всем подряд. Даже, мол, по-человечески не мог познакомить, всё через жопу получилось.
Услышав с утра такую гадость, буквально нож в спину, от собственной ученицы и, даже, не побоюсь этого слова, приёмной дочери, я обиделся и ушёл искать сочувствие к одержимой демоном монашке. Хотя, конечно, Виолику так называть неправильно, потому что она, по сути, лишь тело монашки, в котором живет демон. Ну или просто демоническая монашка Виолика Радиган. Демонетка. Что, плохо, что ли? Хорошо!
На этот раз в храме фиолетововолосая была не одна, а в компании. Перед слушающей молодой монашкой, на лице которой были написаны все пятьдесят тысяч оттенков сомнения, вприпляску стоял юный гоблин, замеченный мной в прошлый раз на службе. Зеленый коротыш потрясал перед носом у невесты господней чем-то очень похожим на её одеяние и вовсю на что-то разводил. Подойдя поближе, я убедился — да, точно, именно протестантское платье и есть… только с очень коротким подолом. Экстремально коротким.
При моем приближении Виолика решительно одной рукой забрала секси-рясу у зеленого, а второй пихнула того в плечо:
— Потом. Ко мне пришли. Видишь?
Подросток обернулся и увидел, а потом встал и пошёл. Точнее, исчез. Наверное, не стоило зажигать желтым светом глаза, но не могу иногда удержаться от шутки. У самого утро не задалось, так почему бы другим не разделить с несчастным вампиром немножечко скорби?
— Кажется, тебя уговаривают это надеть? — улыбнулся я.
— Это красивое, — подумав, ответила мне юная монахиня, — Я это надену. Ты поговорить? Идём.
Эмоций показывает мало, но вроде что-то изменилось. Голос стал поживее?
Комната пастора уже выглядела куда более обжитой. Виолика сменила белье, разгребла завалы книг и записей, протерла пыль. Атмосфера стала куда более уютной, но, при этом, насколько мог судить мой нос — здесь только спали. Уже хорошо, демон не идёт вразнос.
— Так что ты хотел? — осведомилась девушка, положившая секси-рясу на кровать.
— Если насчет того, что рассказать — немногое, — подумав, ответил я, — Разве что охотников можешь пока не бояться, пастору нет дела до церкви. Вряд ли он сюда вернется.
— Это хорошо, — с этими словами, в которых чувствовалось немало облегчения, Виолика плавно задрала свою рясу на голову, пытаясь снять её вместе с чепцом. Я аж хрюкнул. На аппетитных мощах служительницы божьей покоился комплект нижнего белья из разряда «ну очень смелая девственница в поисках приключений». В смысле белое и отважное.
— Спрашивай, — пробубнила она, застряв в одежде.
— Первое, что меня интересует — мертвецы, — определился я, не отрывая взгляд от вертящейся передо мной женской фигурки, борющейся с рясой, — Они восстановились? Начали говорить?