Шлепок гнева
Шрифт:
Целеустремленно чешущая по своим делам Анника даже оглядывалась редко. Пёрла прямо как менеджер среднего звена на любимую работу, куда она ходит уже десять лет без повышения зарплаты, то есть деловито и целеустремленно. Но, при этом, сам маршрут был замороченный, девушка путала следы, так что пришлось буквально на ходу бросать лестницу в примечательной подворотне, из которой я уже вышел с пустыми руками, в джинсах и легкой рубашке. Плюс в очках, прямо как умный, только темных, а значит, наоборот, так как сегодня было пасмурно. Именно из-за последнего следить за полугоблиншей продолжили мои крипы, а я их вел, не попадаясь ей на глаза.
Момент, когда в лапках моей соседки появился небольшой сверток,
Я напрягся тоже. Нехорошо.
Иллинари, это чудаковатое ответвление эльфийского народа, умело сосредотачиваться, если жизнь всё-таки вынуждала вечных детей спасаться, спасать или убивать. Только вот я не понаслышке знал, что подобное состояние для них является травмирующим, сродни чрезмерному пребыванию живого под водой. Разве что вместо углекислого газа в совершенно неприспособленном к этому разуме накапливается стресс. Всё равно что рыбу выдернуть из её прохладного пруда, а затем бросить на полную кипящего масла сковороду. Возможно, если успеть её снять с адской прожарки, они даже выживет. Без одного глаза, с обваренным боком, облезшей чешуей и наполовину пропеченными потрохами…
Правда, у этой монеты есть две стороны. Гоблины — вид, способный принять любое количество стресса. Только я бы на удачу тут не поставил ни единой сигмы. Что-то тут не то…
Слишком занятый крипами, я прозевал короткий и резкий удар в грудь от мимопроходящего уродливого орка. Зрение уже стало сводиться на нем, восхищенное количеством шрамов на его бандитской морде, но на полсекунды не успел. Удар был очень хорош, моментально сокрушив мне грудную клетку, но это, оказалось, было не всё.
Моё отшатнувшееся назад тело было принято между двумя другими громилами, а затем очень сноровисто сопровождено и прижато к стене дома, мимо которого я в данный момент и шёл. Два мощных, но никак не равнявшихся с первым, удара по печени, злое и очень тихое бормотание, еле слышный хриплый бас подходящего к нам вразвалку шрамированного урода.
По старой памяти притворяюсь человеком. Умирающим, естественно.
— Босс, это жмур, ты ему все раздолбал.
— Точно?
— Гляди, — толстый загнутый ноготь полуорка-шестерки легко рвет мою легкую рубашку, обнажая вмятую мощным ударом грудь, — Готовый он, совсем.
— Дохлый акос. Берите и тащите прямо за мной, типа как пьяного.
— Куда?
— Туда, — передразнивает битый жизнью и не только орк, — За мной шаг в шаг. Туда, где скинуть можно. Не тут же…
Пока вишу мягким трупиком между пыхтящими братками, понимаю, что крипов не удержал от такого сюрприза — развеялись они. Всё, ушла Шпилька. Но, мы выяснили кое-что интересное. Её прикрывают. Шпильку на курьерской работе прикрывают парни, умеющие бить наповал.
Паршивы дела. Со мной не разговаривали, не угрожали, не пытались узнать, от кого мол, этот топтун, а сразу попытались грохнуть. О чем это может сказать? Я не первый? А как узнали, когда в тот момент я уже через крипов следил? Сейчас узнаю.
Омниполис богат на подворотни, трудового народа у нас много, а на вид из окна многим начхать, так что питерские «стаканы» во многих районах города зрелище насквозь обыденное. В такой меня и заносят, чтобы вежливо положить в мусорный бак, большой, квадратный, и с крышкой. Это мы уже в Нью-Йорке стащили…
Убивать я не собираюсь, просто внезапно перехватываюсь руками за шеи обоих несунов-обормотов, да толчком, с упором ноги в землю, отправляю их спинами о стенку напротив баков. Пока они оба в ауте и потеряшках, щелкаю каждому по его крупной нижней челюсти. Человеку бить в эту жабодавку — с рукой прощаться, а вот нам, вампирам, сподручно. Правда, что с этих полуорков взять, они выключились,
Главарь, однако, понял, однако, не бросился удирать на оживленную улицу, а вместо этого пошёл на меня, неторопливо, медленно, набычившись. Кастет на его руке, похожей на покрытый зеленоватой корой ствол дерева, угрожающе поблескивал.
— Серьезно? — скептически спросил я, снимая личину и зажигая глаза красным.
— От сука… — резко нажал на тормоза матёрый орк, но затем, оскалившись, снова попёр вперед.
Не доходя нескольких шагов, орчина умудрился одним толчком сблизиться со мной, пытаясь зарядить с кастета в корпус, но промазал. Я, целый год получавший зубодробительные тумаки от мастера духовной практики Жаба Жаба Жаббази, попросту избежал удара, попутно разделив взмахом руки с выпущенными когтями брови орка пополам. Вдоль. Пока до зеленого доходило, что он сейчас ослепнет от хлынувшей крови, я вывернулся из-под куда более короткого тычка его отмахивающейся руки, а затем зарядил ему с кулака в нос, превращая зеленый шнобель в блин. Не опасным ударом, а простым, чтобы кровушка в носоглоточку закапала. Пинок в пузо уронил босса на грязный тротуар, заставив выдать из размозженного носа залп соплей и крови, а затем оставалось лишь дело техники — перевернуть, заломить руки и впечатать мордой в стену.
Силен, гад. И тяжел. А еще не сдается, вертится, мычит, рычит и даже немножко колотится лбом о штукатурку.
— Кончай вертеться, дебил! Я не хочу тебя ни убивать, не трахать! — не выдержав, рыкнул я. Сложно, плохо и больно жить без Камня-Кровавика. Столько всего вкусного вокруг оказывается. Оно еще и пахнет.
Я недооценил орка, сильно. Орал, плевался и вертелся он только за тем, чтобы сбить меня с толку. Как только я предпринял попытку зафиксировать засранца понадежнее, сломав ему правую руку, как он сам подался на этот излом, буквально ломая её в моем захвате. А затем, прописав мне короткий в челюсть и заставив отшатнуться, эта старая бывалая орчатина выхватила из-за пояса короткий ухватистый нож, которые многие зеленокожие используют для еды, а затем одним махом вскрыла себе глотку! В два рывка, на всю невеликую длину лезвия!
— Ты чиво наделал?! — оторопело моргнул я, держась за челюсть. Битый жизнью мордоворот, который, по идее, должен был маму за ящик пива продавать, натурально устроил себе харакири, и сейчас, радостно булькая отовсюду струящейся кровушкой, отъезжал на тот свет, закрыв глаза и грустно так скалясь окровавленной пастью.
Зачем мелкий уличный бандит такое провернул, я узнаю чуть позже, натянув назад личину человека и приведя в сознание обоих молодых полуорков. Как выяснится, это будут кандидаты в уличную банду Горкуна Живучки, этого долбанного самоубийцы. И знать оба лоботряса не будут ничего. Совсем ничего.
Ну прошлись мы на Костлявую, улицу, которую держал покойник, ну зашли в пару дворов, даже в полуподвальное помещение, набитое рукотворным «железом» для спортсменов, заглянули, где была база этой банды. И что? И никого. Пусто.
Банда удрала, забрав всё, даже кипятильники. Остались лишь кривые и косые железяки, сделанные на коленке.
Сказать, что меня это озадачило — ничего не сказать. Отпустив обоих лоботрясов с наказом начать новую праведную жизнь, я принялся за дело.
Возвращаться с пустыми руками домой мне не хотелось совершенно, поэтому пришлось брать на себя тяжелую роль доставщика неприятных новостей — обходить всю эту злосчастную Костлявую улицу, заводя разговоры с местными жителями и сообщая им печальные новости от том, что Горкун Живучка покинул этот грешный мир. Пришлось, конечно, сначала совершить променад туда, где я оставил комбинезон и лестницу, чтобы не светить слегка окровавленной и порванной рубахой, но, в конечном итоге, это окупилось.