Шляпа императора или Всеобщая сатирическая история человечества в ста новеллах
Шрифт:
Когда на Ученом совете доложил суть открытия, председательствующий спросил:
– Какие будут вопросы к докладчику?
Встал один нахальный академик и сказал:
– И это называется закон? Земля тянет вниз, все на нее и валится. Дураку ясно... Вы долго над ним работали?
Ньютону стало неудобно: отвлекаешь внимание занятых людей какими-то пустяками.
– Да нет, – смущаясь, ответил он, – ерунду, самую малость. Сидел однажды в саду, вдруг вижу – яблоко с дерева – бряк! Тут всякий бы сообразил.
Такой
Так же тихо, скромно он понаделал столько открытий и вывел столько законов природы, что правительство ахнуло, ему дали дворянство и избрали в палату лордов.
Среди баронетов и герцогов он несколько лет просидел молча и вдруг однажды попросил слова.
Лорды заволновались, некоторые даже привстали со своих мест. Пресса, если она была в то время в этом месте, заточила перья. Ну вот, сейчас он скажет такое!..
– Закройте, пожалуйста, форточку, тут очень дует! – сказал ученый.
Вся Англия взвыла от восторга.
49. ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО
Человечество давно интересовал вопрос: "Совместимы ли гений и злодейство?" Может ли преступник создавать прекрасное?
Первыми на практике это проверили чиновники персидского царя Дария.
– Наскальный рельеф в честь вашего триумфа? Чтобы в пол горы и ни снизу ни сверху вражьей руке не дотянуться? Будет сделано... А ну, пригнать сюда полторы тыщи преступников. Каждого привязать на веревку, спустите со скалы. Пускай висят и высекают. Как свое отваял, веревку обрезать, пускай летит вниз. На одних харчах сколько сэкономим!
Рельеф, гигантский, поражающий воображение изваяли. Правда, тут трудно понять, кто были преступниками, да и имя автора затерялось.
В более близкие к нам времена вклад в решение этого вопроса попытался вложить римский император Август. При его дворе мотался поэт Публий Овидий Назон. Это был безусловно выдающийся поэт, но черт его тянул за язык и помимо классических сюжетов он изредка задевал злободневные темы. Так однажды возьми и напиши:
– Жестокая мачеха готовит смертельный яд...
И – бац! – умирают сразу все законные наследники Августа. Остается одна бездетная жена императора. Молва утверждает...
Тут, конечно, поднимается шум. Жена кричит: "Я так это не оставлю! Это что за намеки?" Август говорит: "Опять этот поэтишка! Прямой какой-то государственный преступник. Сошлем-ка его подальше к диким готам. Посмотрим, сможет ли он там писать свои коварные стихи?"
И грузят поэта на корабль и увозят к чертовой матери на самый край римской земли. И там поэт бродит среди черноморских ковылей и овец, бормочет свои чудесные гекзаметры и умирает.
Однако, тут мы должны признаться, что эксперимент поставленный императором тоже
Тут нам на помощь приходят почти что наши современники – музыкальные критики, которые жили в одно время с композиторами Моцартом и Сальери.
"Итак, приступим, – решили они. – Ну с Моцартом все ясно, а вот Сальери: сможет ли он сочинять музыку, если заставить его совершить преступление? Сможет ли он, подлая душа, создавать после этого прекрасные симфонии?"
И они покупают в аптеке яд и подсовывают этот яд Сальери.
– Вы только подумайте, – нашептывают они, – ваш друг Моцарт совсем обнаглел – тридцать вторую симфонию валяет. С пяти лет гаденыш сочиняет. Сколько можно? А такие как Вы – в тени. Вот вам пакетик, щепоточку в рюмку и порядок.
Далее мнения историков расходятся, но по нашему глубокому убеждению Сальери, хотя и завидовал Моцарту и писал не в пример хуже, от такого гнусного предложения наотрез отказался.
– Ну, надо же! Тема горит, – долго сокрушались музыкальные специалисты. – Прямо хоть обоих трави.
На их счастье Моцарт простудился и умер.
И вот тогда они не растерялись: быстренько распространили слух – Моцарт отравлен. Кем? Сальери. И сразу же их научная тема приобрела результат и законченную форму: "Гений и злодейство несовместимы".
Между прочим, музыковеды яд в аптеку так и не вернули.
50. ГАВРИЛА ДЕРЖАВИН
Под хорошее настроение и начитавшись Дидерота, императрица Екатерина велела привести ей поэта. Томила мысль иметь собственного Лафонтена.
Привели Гаврилу Державина.
– Говорят, ты, сударь, зело в версификациях искусен? – милостиво спросила императрица.
Гаврила поклонился.
– Ну, почитай, а мы послушаем.
– Дней бык пег, медленна лет арба, – начал было поэт.
Лицо самодержицы потеряло плезир.
– Мой стих трудом громаду лет прорвет, – стал читать Гаврила другое.
– Их кант нихт ферштеен! И это стихи? – прервала его императрица по-немецки. – Придется тебе, голубчик, ехать обратно в свои Петушки.
Поэт понял: карьера трещит по швам.
– Богоподобная царица киргиз-кайсацкая орда... – начал он, заикаясь.
Самодержица расцвела.
– Вот это другое дело! – сказала она. – Граф Панин, определите его ко двору, да припишите деревеньку душ двести.
"Талантлив, шельмец, – подумал граф, затачивая гусиное перо. – Глядишь, и лучшим, талантливейшим поэтом эпохи станет!"
51. МАРАТ И ВЕЛИКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Великая Французская революция, как всякая революция, была торжеством Разума и Нравственности.