Шнифер
Шрифт:
– Оставайтесь здесь и, если появятся какие-нибудь дополнительные сведения, немедленно информируйте меня, – распорядился Чертышный.
С этими словами он уверенно направился к парадному крыльцу музея, миновав выдвинутое омоновцами оцепление. Поднялся по лестнице на второй этаж и без стука распахнул дверь директорского кабинета. Человек, сидевший за массивным дубовым столом у окна, поспешно убрал в ящик пузатую коньячную бутылку и рюмку. Он был совершенно седым, грузным, краснощеким, с большими навыкате глазами. Ладно сидящий костюм стального цвета
– Аверьянов Владимир Игоревич? – сухо осведомился Чертышный, без приглашения прошел к столу и опустился в кресло напротив директорского места.
– А кто же еще? – плаксиво протянул седовласый. – Я, конечно. А с кем, простите, имею честь?
Пухлые кривоватые губы Аверьянова подрагивали при каждом произносимом слове.
– Подполковник Чертышный, – представился гость. – Уголовный розыск. Я хотел бы задать вам пару вопросов по поводу похищенной статуэтки.
Аверьянов болезненно застонал и обхватил голову руками.
– Лучше и не напоминайте, – попросил он. – Я отчаянно пытаюсь забыть об этом сущем кошмаре. Убедить себя в том, что это просто сон. Дурной сон.
– И как? Получается?
– Не очень.
– Тогда придется поговорить, – жестко изрек Чертышный.
Аверьянов согласно кивнул, но продолжал сидеть в той же позе, стискивая руками виски.
– Что это была за статуэтка, Владимир Игоревич?
– «Царевна Волхова». Майолика. Выдающаяся работа Врубеля. 1899 год, – как по заученному отчеканил директор Художественного музея, и губы его снова дрогнули. – Нам прислали ее из Русского. Я с таким трудом договорился... Выставили на два месяца...
– Какова ее стоимость? – оборвал причитания Аверьянова подполковник.
– Стоимость?! – тот поднял глаза на сотрудника уголовного розыска. – Вы шутите, подполковник? Эта вещь бесценна! Она не имеет аналогов во всем мире. Можете себе представить, сам Врубель...
– Это я понял, – в голосе Чертышного звучала усталость. – Но если она не имеет ценности для вас, это еще не значит, что то же самое относится к людям, которые ее похитили. Я задаю вам вопрос не из праздного любопытства, Владимир Игоревич. На мой взгляд, поймать преступников в кратчайшие сроки можно только при одном условии. Если я буду знать, где и на каких условиях они имеют шанс превратить данное произведение искусства в живые деньги.
– Это невозможно, – категорично заявил Аверьянов.
– То есть?
– Повторяю, подполковник, аналогов «Царевны Волховы» не существует. Это не та продукция, которая пройдет незамеченной на черном рынке. Надо быть сумасшедшим, чтобы пытаться продать ее таким или каким-либо иным путем.
– А как насчет частных коллекционеров? – подбросил новый вопрос Чертышный.
Аверьянов на секунду задумался. Его дрожащие пальцы потянулись к воротничку рубашки, и он расстегнул еще одну пуговицу. Складывалось такое ощущение, что
– Это возможно, – произнес он наконец. – Будь я достаточно богат для того, чтобы коллекционировать такие уникальные шедевры, я не стал бы скупиться. Но это... Это означает, что похитители передадут статуэтку заказчику из рук в руки, и мы никогда не сможем узнать...
Чертышный пружинисто поднялся с кресла.
– Спасибо, Владимир Игоревич. Это все, что мне требовалось узнать.
После этих слов подполковник покинул директорский кабинет, оставив Аверьянова в полном недоумении. С его губ сорвался очередной протяжный стон, а затем он вновь потянулся к заветному ящику стола.
– Водки. Сто пятьдесят, – хрипло бросил Разгуляй, навалившись на стойку локтями. – И чего-нибудь запить, Колян. Компот какой-нибудь, что ли. Полстаканчика. Лады?
Парень за стойкой подхватил бутылку и налил клиенту запрошенную дозу.
– Деньги-то у тебя есть? – Он критически ощупал взглядом помятое лицо Разгуляя. – Или опять в долг?
– В долг, – кивнул тот. – К концу недели все отдам, Колян. Ты же меня знаешь.
– Знаю. Только вспомнишь ли ты о своем долге? Видок у тебя неважнецкий, Разгуляй.
Не нужно было обладать излишней наблюдательностью, чтобы определить состояние молодого человека. Он едва держался на ногах. Белки глаз мелкой сеткой испещрили кровавые прожилки, щеки ввалились, заставив скулы заостриться больше обычного, а уголки губ изогнулись книзу, как у древнегреческой маски трагика.
– Так ты же все запишешь. Верно? – Разгуляй смотрел не на собеседника, а на наполненный граненый стакан. – Сколько у меня там уже накапало?
– Семьсот с мелочью.
– Доведем до ровного, – Разгуляй улыбнулся.
Бармен равнодушно пожал плечами и протянул клиенту сразу два стакана. Один с водкой и один с компотом. Забрав свой заказ, Разгуляй с трудом доплелся до ближайшего пластикового столика и тяжело опустился на стул.
– О, салют! – Сидящий напротив молодой человек лет тридцати в измятой сиреневой рубашке приветственно хлопнул Разгуляя по руке чуть выше локтя, отчего тот едва не пролил содержимое стакана на стол. – Как жизнь, кореш?
Разгуляй поднял глаза и с трудом сфокусировал взгляд на собеседнике.
– А, Лис! Я тебя как-то и не заметил... Все пучком, братан. Жизнь прекрасна и удивительна! За нее, родимую! – Он залпом осушил стакан с водкой, а затем запил ее компотом. – А ты-то как? Все киряешь, алкаш?
– Ну, так, понемногу, – откликнулся тот, кого Разгуляй именовал Лисом. – Че еще делать-то? Я вот, например, твоего энтузиазма совсем не разделяю. По мне, жизнь – так полное дерьмо. Дерьмовей не бывает.
– А что так?
Разгуляй склонился над столом, с трудом удерживая равновесие. Веки его отяжелели, и он отчаянно боролся с дремотой. Однако это не помешало шниферу заметить стоящую на столе перед Лисом почти полную бутылку водки.