Шнифер
Шрифт:
Минуты три в кабинете Мелихова на фоне полной тишины был слышен только равномерный ход больших настенных часов и редкие удары о кафельный пол кровавых капель, срывавшихся с воротника рубашки неподвижно лежащего Пита...
Чертышный приподнялся на локтях, а затем, покачиваясь, вытянулся во весь рост. Бросил короткий взгляд на правое подреберье. В животе зияло черное пулевое отверстие с желтоватым ободком, но крови не было. Печень!.. Подполковник знал, что такое ранение не смертельно, но только в том случае, если он успеет получить медицинскую помощь в течение ближайших пяти-шести часов.
Постояв секунду на одном месте и справившись с волной накатившего головокружения, Чертышный прошелся по комнате. Осмотрелся. Шесть человек из семи были мертвы. Видно невооруженным глазом. Подполковнику даже не нужно было склоняться над телами, чтобы удостовериться в этом факте. Грудь Разгуляя была обильна залита кровью, глаза закрыты, но он все еще дышал. Чертышный тронул его за плечо. Веки шнифера дрогнули, а потом он с трудом открыл глаза.
– Надо уходить, – спокойно произнес Чертышный, убирая «макаров» в наплечную кобуру. – С минуты на минуту здесь будет наряд, – он посмотрел на настенные часы. – Я помогу тебе выбраться, парень.
– Ничего не выйдет... – Разгуляй тяжело разлепил разбитые губы. – Я не знаю, кто вы такой и почему пытаетесь помочь мне, но вам лучше оставить все как есть. Бросьте меня... И уходите... Один.
– Хватайся, – Чертышный протянул Разгуляю руку.
– Я не смогу...
– Сможешь! Давай.
Их пальцы переплелись, и подполковник осторожно потянул шнифера на себя. Ноги с простреленными коленями волочились безжизненными культями. Чертышный присел и принял Разгуляя на плечо. Обагренный кровью плащ прилип к рубашке подполковника. Шнифер закашлялся.
– Глупо, – выдавил он себя. – Мне конец...
– Ерунда, – отмел это предположение Чертышный. – Я же сказал, я тебя вытащу. Доберемся до больницы, там тебя подлатают... Месяца через два-три будешь, как новенький.
– Мне нельзя в больницу.
– Это я беру на себя.
Подполковник взвалил Разгуляя себе на спину и тяжело зашагал к выходу из кабинета. Переступил через распластанное поперек порога тело Громилы. Головокружение то отступало, то накатывало на Чертышного с новой силой. Однако оперативник не позволял себе расслабиться. Он знал, что если дать сейчас ранению фору, то до машины добраться уже не получится.
Самым трудным оказалось спуститься по лестнице. Чертышный дважды чуть было не оступился, потеряв равновесие.
– Держись крепче.
Подполковник тяжело дышал. Загоняя поглубже в горло рвотные спазмы, он вышел из особняка и, оставляя за собой на дорожке кровавый след, направился к калитке. «Опель» стоял позади «шестерки» Готспера. Чертышный распахнул заднюю дверцу и свалил Разгуляя на сиденье. Сам обошел автомобиль и занял место за рулем. Руки оперативника дрожали. Некоторое время он сидел, глядя в лобовое стекло, и пытался справиться с внезапно охватившей его слабостью. Потом обернулся назад. Плащ Разгуляя основательно пропитался кровью. Лицо его заливала мертвенная бледность. Силы ускользали с каждой потерянной каплей.
– Ну, как ты? Держишься еще?
– Держусь.
Чертышный раскрыл бардачок и вытащил из него металлическую фляжку с коньяком. Бросил ее Разгуляю.
– Хлебни немного, – посоветовал подполковник. – Сейчас тебе это нужно.
Разгуляй поколебался секунду, а затем отрицательно покачал головой.
– Я не пью.
– Что, совсем не пьешь?
– Совсем.
– Ну, тогда поехали.
Сплюнув за окно тугую тягучую слюну, Чертышный запустил двигатель. «Опель» тронулся с места.
– Новую жизнь начинаю, – донесся из-за спины подполковника хриплый голос, смешанный с частым свистящим дыханием. – Никакой выпивки, никакого криминала. У меня давно мечта есть заветная, но все как-то руки не доходили. Знаешь, какая?
– Какая?
Чертышный почти лежал на рулевом колесе, направляя машину в сторону основной магистрали. Электронные часы на приборной панели неумолимо отсчитывали свой безудержный бег. Им следовало поторопиться.
– Лодочную станцию куплю... Денег хватит. Пляж свой, кафешка небольшая, катамараны. И спасатели... Они у меня в три смены работать будут. Но по двадцать четыре часа в сутки. Чтобы никто не тонул на моем пляже. Это ведь плохо, когда люди тонут?
– Плохо, – автоматически согласился Чертышный, нисколько не вникая в то, что говорил раненый на заднем сиденье «Опеля».
До трассы оставалось всего несколько метров, когда подполковник услышал нарастающий гул милицейских сирен. Меж крон деревьев замелькали отблески фар и красные огни проблесковых маячков. Опергруппа, запущенная самим Чертышным, мчалась в направлении мелиховского особняка. Подполковник выкрутил руль и съехал с дорожки в густые заросли тянущейся параллельно трассе лесной полосы. Проехал метра три и заглушил двигатель. Погасил фары.
Разгуляй, казалось, даже не заметил этого. Он продолжал говорить:
– Свадьбу сыграю в октябре... Я люблю осень, люблю дожди... Она – прекрасная девушка. Самая лучшая, самая замечательная... У нас будет трое детей. Два сына и дочка. Самая младшая...
Четыре машины с воем пронеслись мимо того места, где стоял скрытый деревьями «Опель» Чертышного. Подполковник выждал тридцать секунд и только после этого потянулся к ключам, торчащим в замке зажигания. Однако рука его так и не завершила начатой траектории. Очередная волна головокружения заставила Чертышного окончательно утратить чувство реальности. Он потерял сознание и уткнулся лбом в рулевое колесо. Разгуляй продолжал еще что-то невнятно бормотать у него за спиной...
Чертышный пришел в себя, когда на горизонте уже забрезжил рассвет. Распахнув дверцу, подполковник сложился пополам, и его вырвало. Он вытер рот рукавом рубашки.
– Эй, парень!..
Подполковник обернулся. Кровь капала с заднего сиденья на резиновый коврик. Разгуляй лежал с распахнутыми глазами, но по его застывшему взгляду легко можно было догадаться, что он был мертв никак не меньше полутора часов.
По лобовому стеклу «Опеля» застучали крупные капли дождя. Пит не ошибся в своем прогнозе.