Сходство
Шрифт:
– Понимаю, – кивнула я. – Понимаю, Сэм. Она и человеком была, наверное, не особо приятным; если бы мы встретились, она бы мне вряд ли понравилась. В том-то и штука. Хочу ее выкинуть из головы. Думать о ней противно. Надеюсь, если побольше разузнаю, то забуду о ней, будто ее и не было никогда.
– Есть и у меня двойник, – сказал Сэм. – Из Вексфорда, инженер, больше ничего о нем не знаю. Примерно раз в год ко мне подходят и говорят, что я вылитый он, а то и вправду окликнут: “Брендан!” Посмеемся, сфотографируемся на телефон, чтоб ему отправить, вот и все.
Я покачала головой:
– Это совсем не то.
– Почему?
– Для начала,
– Жив-здоров, – подтвердил Сэм, – а если бы и убили, я-то тут при чем? Разве что на меня бы взвалили расследование, ну а так – не моя забота.
– А эта девушка – моя забота, – возразила я.
Руки Сэма – большие, теплые, крепкие – согревали мои ладони, волосы падали ему на лоб. Он всегда какой-то встрепанный, когда волнуется. Весна, субботний вечер; по-хорошему, нам бы бродить сейчас по пляжу где-нибудь за городом, смотреть, как курчавятся темные волны, или готовить на ужин что-нибудь необычное, врубив на всю катушку музыку, или сидеть в одном из тех редких укромных пабов, где до сих пор поют старинные баллады до глубокой ночи.
– К большому сожалению, эта девушка – моя забота.
– Значит, – сказал Сэм, – я чего-то не понимаю. – Он выпустил мои ладони и поглаживал меня по руке, не спеша, машинально, а сам хмурился. – На мой взгляд, убийство тут самое заурядное, а от совпадений никто не застрахован. Естественно, я опешил, когда ее увидел, – решил, что это ты. Когда разобрались, надеялся, все встанет на свои места. Но вы с Мэкки… можно подумать, эта девушка вам близкий человек и вас это касается напрямую. Или я что-то упустил?
– В некотором смысле, – ответила я, – нас это касается, да. Насчет Фрэнка ты прав отчасти, для него это большое приключение. Но не только. Лекси Мэдисон появилась на свет благодаря ему, и восемь месяцев, пока я выполняла задание, он за нее отвечал, и сейчас отвечает.
– Но эта девушка не Лекси Мэдисон. Она присвоила чужие личные данные, и если хочешь, зайду завтра с утра в отдел по борьбе с мошенничеством, найду таких сотни. Нет никакой Лекси Мэдисон, вы с Мэкки ее выдумали.
Он снова сжал мои ладони.
– Понимаю, – кивнула я. – Тут ты прав.
Уголок рта у Сэма дернулся.
– Говорю же, он псих.
Насчет Фрэнка я отчасти была согласна. Я всегда подозревала, что один из секретов его знаменитой храбрости в том, что он плохо отличает реальность от вымысла. Для него каждая операция – как учебная игра Пентагона, только еще интересней, потому что опасней, а результаты заметны и долгосрочны. Изъян невелик, а у Фрэнка хватает ума его не выпячивать, но пока он ведет красивую хладнокровную игру, виртуозно прикрывая все слабые места, в глубине души он мнит себя Шоном Коннери.
Я такие вещи чую, по себе знаю. У меня грань между реальностью и фантазией тоже довольно зыбкая. Моя подруга Эмма, которая любит все раскладывать по полочкам, видит причину в том, что мои родители погибли, когда я была совсем мала, – сегодня здесь, а завтра нет – и пробили в этой грани брешь, которая так и не затянулась. За те восемь месяцев, что я изображала Лекси Мэдисон, она стала для меня живым человеком, потерянной сестрой, – как тени исчезнувших близнецов, что проступают иногда на рентгеновских снимках. Даже до того как она вернулась и нашла меня, я чувствовала себя в долгу перед нею за то, что выжила.
Сэма такое признание вряд ли обрадовало бы, ни к чему осложнять ему и без того тяжелый день. Вместо этого, чтобы хоть как-то до него достучаться, я стала ему рассказывать
Я умолкла, а Сэм все смотрел на меня, меж бровей залегла тревожная складочка.
– К чему ты клонишь? – спросил он. – Хочешь вернуться в агенты?
Он выпустил мои руки. Я глянула на него – отодвинулся от меня подальше, хмурится, волосы сбились на сторону.
– Нет, – ответила я, – ничего подобного. (И лицо его просветлело у меня на глазах.) Даже не думай.
Вот чего я Сэму не рассказала: спецагенты зачастую плохо кончают. Случается, их убивают. Многие теряют друзей, супругов, любимых. Иные ожесточаются, незаметно для себя переступают черту, а когда очнутся, то уже поздно, и их потихоньку сплавляют раньше срока на пенсию. Некоторые, причем те, от кого не ждешь, ломаются – без предупреждения, просто просыпаются однажды утром и осознают весь ужас того, что делают, и цепенеют, как канатоходцы, случайно посмотревшие вниз. Был у нас один, Макколл, внедрился в ячейку ИРА, не ведал страха, а как-то под вечер звонит из переулка возле паба. И говорит: не могу вернуться в паб и уйти не могу, колени дрожат, заберите меня отсюда. И плачет. Когда мы познакомились, он работал в архиве. А кое-кто ступает на другой путь, самый опасный: когда силы на исходе, их покидает не мужество, а страх. Они ничего уже не боятся, даже когда следовало бы. Для мирной жизни такие потеряны. Они как летчики-асы Первой мировой – блестящие, безрассудные, непобедимые, – которые вернулись домой и не нашли себе места. Бывают агенты до мозга костей, работа их забрала целиком.
Я никогда не боялась погибнуть или сломаться. Храбрость моя расцветает в критические минуты, и страшат меня опасности иного рода, более незаметные и коварные. Но пугают они меня всерьез. Фрэнк однажды сказал – не знаю, прав ли он, и Сэму я об этом не стала говорить, – что у лучших из агентов есть в характере темная сторона, глубоко скрытая.
3
И вот в воскресенье вечером мы с Сэмом отправились в Дублинский замок, к Фрэнку на военный совет. В Дублинском замке работает отдел убийств. Однажды осенью, длинным промозглым вечером, я освободила там свой рабочий стол: документы разложила опрятными стопками, пометив каждую, содрала с компьютера смешные наклейки, выкинула из ящиков обгрызенные ручки, старые рождественские открытки и завалявшиеся конфеты, погасила свет, закрыла за собой дверь.
Сэм заехал за мной притихший. В то утро он ушел от меня чуть свет – в квартире было еще темно, когда он наклонился меня поцеловать на прощанье. Я не расспрашивала его, как продвигается следствие. Нашел бы что-то важное, хоть крохотную зацепку, – сам бы рассказал.
– Не позволяй этому Мэкки тобой помыкать, – сказал он в машине, – втягивать тебя во что-то.
– Да брось ты, – ответила я. – Когда это я позволяла собой помыкать?
Сэм осторожно поправил зеркало заднего вида.
– Да, – отозвался он, – понимаю.