Шофер. Назад в СССР. Том 3
Шрифт:
Молча я пошел вперед. Толстый зашагал рядом, но я заметил, как он медленно отстает, заходит за спину. Я остановился.
— Чего стал? — Сказал он тихо, но зло.
— Не терплю за спиной такие протокольные хари. Рядом шагай.
— А то что?
— А то останется ваш Щеглов без денег.
Толстый засопел, но поравнялся со мной. Мы направились к входу в пекарню. У него ждал Майка. Он зашел следом за нами. Внутри пекарни царила разруха. Деревянные дощатые полы серели от толстого слоя пыли, скрипели под ногами. Беленые стены потускнели, на потолке пошли желтоватые разводы от воды. Воняло затхлостью и спертым воздухом.
Мы зашли в широкий холл. Первым свой испуганный взгляд бросил на меня Титок. Он стоял у стены, затравленно опустив плечи. Присматривали за ним Шкет, да еще какой-то мужичок постарше.
Был тут и Щеглов. Вот только выглядел он совсем неуверенно: сидя на старом пыльном стуле, он сложил руки на коленки. Поднял опущенные до этого глаза на меня.
Хозяином положения тут явно был совершенно другой человек — высокий крупнотелый мужчина с короткими темными волосами и большим злым лицом. Когда и он устремил свой взгляд на меня, я смог рассмотреть оспинки, что усеивали его лоб и щеки, делая лицо еще и неприятным на вид. Выходит, это так называемая «крыша» Щеглова. Ну клубок и раскрутился…
— Это ты у нас, значит, великий комбинатор? — Сказал он хрипловатым низким голосом.
Я не ответил, оценивая, сколько вокруг еще людей.
— Молчишь, — рябой хмыкнул. — Нехорошо, Игорь, серьезных людей от важных дел отрывать. Если б не ты и твои сегодняшние выкрутасы, я бы сейчас за коньячком, на малине отдыхал. С молоденькой кралей обжимался. А тут пришлось ехать в вашу дыру, решать вопрос.
Договорив, рябой глянул на Шеглова. Тот, испуганно ссутулив плечи, сделал вид, что не замечает чужого взгляда.
— Деньги где? — Рявкнул вдруг рябой на мое молчание. — Ты, видать, еще не допер, что в той русалке не только деньги этого фраерка были, но и других, уважаемых людей. Принес?
— Не принес, — ответил я холодным ровным тоном.
— Опа, — развел рябой руки, — смело. Ну лады. А принесешь, значит, когда я тебе отсчитаю долю, так?
— Так, — сказал я, выдержав злой, взгляд убийцы, которым смотрел мне в глаза этот человек.
— Вот как. Значит, ты, — вальяжно зашагал ко мне рябой, — решил, что можешь у уважаемых людей, их деньги, заработанные, — он расслабленно по-воровски потряс пальцами, — заработанные вот этими самыми руками взять, да и отобрать?
— Можешь говорить что хочешь, — сказал я так, чтобы голос не дрожал. — Но факт остается фактом. Деньги у меня лежат, а у вас их нет. Убьете — не узнаете, где они. Станете пытать — не скажу. Не выбьете. А похитите меня — завтра деньги окажутся в милиции.
— Ты мне байду эту не толкай! — Крикнул рябой. — Не гони свой тухлый базар! Че, вздумал чужое за так забрать?! Лохов нашел? Давай, Леня! Заворачивай этого!
Немедленно ко мне сзади подскочил толстый и ударил под колено. Ногу прострелило болью, и я рухнул на пол. Меня тут же схватили за плечи и волосы. Я почувствовал холодный металл на горле.
— Ну все, мужик, — приблизился Рябой, — или щас говоришь где деньги, или Леня с тебя всю кровь выпустит.
Глава 30
Я почувствовал, как адреналин все быстрее и быстрее разгоняет сердце. Пятеро, не считая Щеглова, на меня одного. Если что-то пойдет не по-нашему, то шансов у меня никаких. Радовало меня только одно обстоятельство: сейчас все шло по-нашему.
— Ну? Че молчишь, морда деревенская? — Закричал жирный мне чуть не на ухо.
Я поморщился его голосу, а потом еще и тому, что он сильнее сжал меня за волосы. Лезвие ножа неприятно царапнуло кожу на горле.
— Где ты дел деньги?
Рябой низко нагнулся. Дыхнул на меня ядреной смесью табака с водкой.
— Куда надо туда и дел, — прошипел я ему в ответ.
Рябой раздул ноздри большого своего носа, засопел. Потом поднялся от меня, выпрямился и достал папиросу. Все в комнате терпеливо ждали, пока он закурит. Я боролся с дыханием, чтобы не выдать своего страха.
— Леня. Поиграй-ка на ребрах у нашего героя советского союза, — с издевкой проговорил рябой и сплюнул.
— Эт я, Горелый, с большим удовольствием, — сказал толстый, а потом ударил меня сзади в ухо.
Я упал. Били меня долго и чувствительно, но так чтобы не прибить ненароком. Так, чтобы оставался в сознании. Лица: челюстей, зубов, носа, не трогали, сукины дети. Это, значит, чтобы я говорить мог. Не отбивали ноги, чтобы мог ходить. В общем, отморозки оказались опытные и умелые.
Рябой, которого толстый Леня назвал Горелым, приблизился ко мне, лежащему под стеной, опустился рядом, на корты.
— Але, гараж! — Поднял он меня за волосы, — болтать будем, или добавить?
Я напрягся, и Горелый, кажется, подумал, что я борюсь с болью от побоев, чтобы заговорить. Он даже заулыбался своим мыслям, однако изменился в лице, когда я плюнул ему в харю.
— Ах ты падла! — Закричал он и ударил меня в лицо.
Все мысли просто выбило из головы. В глазах потемнело, а спустя мгновение я почувствовал, как ударился губами в пыльный пол.
— Ану! Тащи его сюда! — Орал разозленный Горелый.
Ну… Еще чуть-чуть… еще немного потерпеть для правдоподобности. Если слишком быстро расколюсь — могут что-нибудь заподозрить, сукины дети… Еще немного потерпеть…
Я почувствовал, как двое хватают меня за рукава, волокут куда-то от стены.
— На колени давай! — Закричал Горелый. — Голову ему задерите. Хочу, чтобы он все увидал!
— Что? Петр Саныч, вы чего это? Мы ж с вами договорились, что будет без крови! — раздался испуганный голос Щеглова. — Тут же все услышат! Все улица услышит!