Шоколадная принцесса
Шрифт:
Он перевел взгляд на мои руки и увидел содранную кожу на пальцах.
— И это, полагаю, тоже.
Я промолчала.
— Интересно, миссис Кобравик, такого ли рода травмы получают дети у себя дома. — Он взял меня за руку. — Да, давайте договоримся об осмотре. Хотя, если задуматься, я, пожалуй, предпочту не предупреждать о своем визите заранее.
— Ваша предшественница никогда не подвергала сомнению методы, при помощи которых я управляю «Свободой»! — воскликнула она.
— Я не моя предшественница, — ответил он.
По пути
— Страшное место. Я рад, что ушел оттуда. Думаю, что ты тоже.
Я кивнула.
— Ужасная женщина, — продолжал он. — Такие миссис Кобравик постоянно мне встречаются. Ограниченные бюрократы, обожающие свою долю власти.
Он покачал головой.
— Почему вы ничего не сделаете со «Свободой»? — спросила я.
— Когда-нибудь придется это сделать. Но у этого города столько серьезных проблем, а у меня просто нет возможности справиться со всем сразу. «Свобода» — тяжелый случай, как и эта женщина. Но, в конце концов, до поры до времени это стабильные тяжелые случаи.
Он смотрел вдаль поверх перил.
— Это называется «приоритеты», девочка.
Что такое «приоритеты», я понимала очень хорошо. На этом принципе была построена вся моя жизнь.
— Я хочу извиниться за то, что тебя вообще послали в «Свободу». Это было ошибкой. Люди в моем офисе пришли в возбуждение при мысли о несовершеннолетней отравительнице, а когда узнали, что ты дочь Леонида Баланчина, волнение перешло в истерику. Они хотели как лучше, но… Через пару дней ты будешь полностью чиста. Твой поверенный, мистер Грин, бился за тебя как лев. Кстати, молодой человек… его зовут Гейбл?
Я кивнула.
— У него изменения к лучшему. Впереди долгая реабилитация, но он определенно поправится.
— Рада это слышать, — сказала я слабо. Я чувствовала себя словно под анестезией, как будто это была не я.
— Ты ходишь в школу с моим сыном? — спросил Делакруа.
— Да, — сказала я.
— Он очень тебя ценит.
— Я тоже его ценю.
— Да, этого я и боялся.
Он повернулся и взглянул мне в глаза.
— Слушай, Аня, — ты не против, если я буду звать тебя Аней?
— Нет.
— Итак, Аня, я вижу, что ты очень разумная молодая девушка. Как я это понял? В «Свободе» у тебя была возможность в моем присутствии уничтожить миссис Кобравик, но ты этого не сделала. Ты твердо шла к своей цели — выходу из этого места. Я восхищаюсь тобой. Рассудительность — то, чего не хватает моему сыну. И я вижу, почему ты можешь нравиться Вину. Ты очень привлекательная девушка с романтическим прошлым, если не сказать больше. Но ты никогда не сможешь стать девушкой моего сына.
— Я не поняла вас.
— Я не могу позволить, чтобы ты начала встречаться с Вином. Мы оба реалисты, Аня, так что, думаю, ты меня поймешь. Моя работа — очень трудная штука. По правде говоря, как бы я ни хотел вычистить этот город, я все равно могу потерпеть неудачу.
Он склонил голову, словно под грузом ответственности.
— Давай начнем снова. Ты знаешь, как называли мою предшественницу, Аня? «Копилка». Это прозвище она получила потому, что засовывала свои загребущие ручки во множество чужих карманов, включая — стоит отметить — шоколад Баланчиных.
— Я ничего об этом не знала.
— Конечно нет. С какой стати тебе об этом знать? Ты не подписываешь чеки, ты никто. А, скажем вежливо, интересы моей предшественницы были весьма обширны. Вот как это работает: лимитированное потребление и ограничения, пусть даже из лучших побуждений (хотя порядком бессмысленные), ведут к возникновению черного рынка, а черный рынок порождает бедность, загрязнения и, конечно, организованную преступность, и в итоге наше правительство превращается в место, где процветают «копилки» всех мастей. Но меня никогда не будут звать «копилкой». Моя цель — вышвырнуть всех этих бюрократов. Но если мой сын будет встречаться с дочкой Леонида Баланчина, известного шоколадного босса, это будет неправильно. Это будет ударом по моей надежности в глазах людей. Я не могу позволить себе получить такой удар. Это не твоя вина, и я бы очень хотел, чтобы наш мир был совсем другим местом. Но люди… люди предубеждены, Аня. Они поспешны в суждениях. Я уверена, что ты знаешь это лучше, чем кто бы то ни было.
— Мистер Делакруа, боюсь, что вас ввели в заблуждение. Мы с Вином только друзья.
— Отлично. Я надеялся, что ты это скажешь, — сказал отец Вина.
— Кроме того, если вы не хотите, чтобы я встречалась с Вином, почему бы вам не сказать об этом ему самому? — спросила я. — Вы же его отец, не я.
— Если я запрещу ему, он только захочет тебя еще больше. Мой сын — хороший мальчик, но упрямец, романтик и идеалист. Его жизнь была слишком легкой, и он не настолько практичен, как ты и я.
Судно подало сигнал. Мы были почти у пристани.
— Итак, мы заключили соглашение? — спросил меня Чарльз Делакруа. Он протянул мне руку для пожатия.
— Мой отец всегда говорил, что не стоит заключать соглашение до тех пор, пока не будешь точно знать, что с этого получишь, — сказала я.
— Хорошая девочка, — сказал он. — Я восхищаюсь твоим характером.
Судно пришвартовалось к пристани. Я видела, что Саймон Грин ждет меня на берегу. Собрав все оставшиеся у меня силы, я побежала к нему, прочь от Чарльза Делакруа.
Чей-то незнакомый голос прокричал:
— Это она! Это Аня Баланчина!
Я обернулась на голос и была ослеплена взрывом вспышек фотоаппаратов. Когда ко мне вернулось зрение, я увидела синюю цепь из полицейских справа от того места, где стоял Саймон Грин. Полицейские сдерживали как минимум человек пятьдесят репортеров и папарацци, выкрикивающих вопросы одновременно.
— Аня, посмотри сюда!
Вопреки своему желанию, я посмотрела на них.
— Как тебе «Свобода»?
— Как каникулы, — ответила я.