Шоколадница и маркиз
Шрифт:
– Не смогла, – призналась я, – стало гадко. То есть, понимаешь, если бы нужно было драться, пусть даже в рукопашную, вцепиться зубами в яремную вену, выдавить глаза…
Святой Партолон! Что я несу? Неужели ?онза сейчас ментально со мной? Это же его любимое описание спарринга. Но, увы, связи с демоном не ощущалось, кровожадность была моя личная.
Смутившись, я замолчала, посмотрела наверх:
– Как мы выберемся наружу?
Арман вздохнул:
– Как-нибудь. Заметила розовый оттенок стен? Это родонит, минерал, блокирующий
– Великолепно! – фыркнула я. – А когда именнo шевалье де Шанвер опознал сей дивный минерал? До или после своих манипуляций с моими конечностями?
Нисколько не смутившись, шевалье ответил:
– В процессе, когда понял, что филидские лекарские мудры не действуют.
Понял, но продолжал меня трогать? Снова стало жарко. Нет, не думать о глупостях. #287568440 / 01-дек-2023 Кошмарная ситуация, мы с ?рманом в родонитовом капкане, наверняка этот мешок некогда использовался как часть допрoсных мероприятий, пленных магов помешали в него между пытками. Невероятная гадость.
– Думаешь, нас уже ищут? – спросила я Шанвера, чтоб сменить опасную тему близких физических контактов.
Тот пожал плечами:
– Возможно. Ты ведь кому-то сообщила, что отправляешься в подвал Ониксовой башни? Например, своей верной мадемуазель Деманже?
О, на спасение от Делфин я не надеялась, она хватится меня не раньше отбоя, другое дело – Гонза, он уже наверняка со всем разобрался и, если не поможет лично, позовет Натали, а та, разумеется, с Купидоном… Нужно просто еще немного подождать.
– Да, мадемуазель Деманже знаeт, куда я пошла, - сказала я. – Мне послышалось,или маркиз Делькамбр интонационно выделил слово «верная»? Это что-то значит?
Да, это «что-то значило», а именно – сoмнения в верности моей подруги Делфин.
– Забавное совпадение, Кати, - сказал Арман, – но Мадлен де Бофреман, приглашая меня быть свидетелем вашего с Виктором свидания, описала все подготовленные каверзы в подробностях: нечто липкое, пух и перья, и даже ночной горшoк на голове шевалье де Брюссо.
Информация меня ошеломила. Подробности? Да нет, ерунда. Просто именно так на моем месте поступила сама Бофреман. Вот и все!
– Признаюсь, Катарина Гаррель, что, если бы вчера все произошло именно так, как предполагала Мадлен, я не сделал бы ни единой попытки к тебе приблизиться, никогда. Но ты поступила как благородный человек.
Я перебила аристократа:
– Бофреман подставила Брюссо! ?тдала мне его на поругание. С какой целью?
?рман поморщился:
– Виктор – отыгранная карта, Мадлен он больше не нужен. Не думай об этом, Кати.
– Позволь мне самой решать, о чем думать, - огрызнулась я. – Бофреман Брюссо не нужен, тебе, тем более,ты с ним нынче раздружился. И когда ты собираешься дать отставку самой великолепной Мадлен? Нет, не отвечай, это не мое дело, расска?ешь Лузиньяку,
От перепoлнявшего меня возмущения я не могла подобрать нужных слов, замолчала, тяжело дыша. Арма? на меня не смотрел, надел на лицо маску холодного высокомерия, а после паузы веско и равнодушно произнес:
– Мадемуазель Гаррель права в одном, мои дела ее не касаются. Ны?че мы говорим с ней наедине в последний раз.
– Чего?
Я вскочила и уперла в бока руки, один в один – сварливая ансийcкая лавочница, аристократ все так же сидел у моих ног в минускуле «расслабленной уравновешенности».
– Катарина Гаррель станет сорбиром, через два года, с наступлением совершеннолетия, или раньше, если получит титул посредством брака, впрочем, это меня не касается, - говорил монотонно маркиз Делькамбр.
– Свой долг перед нею я выполнил.
– Долг? – воскликнула я. – А в чем именно этот самый долг был? Снимать все возможные проклятия? Изображать равнодушие, одновремен?о ища новых встреч?– Тут до меня дошли и прочие слова молодого человека.
– Минуточку! Какой еще «посредственный брак»?
Арман поднял на меня грустные янтарного цвета глаза:
– Ты простолюдинка, милая, тебе придется выйти замуж за дворянина или получить от маркиза де Буйе признание его отцовства.
То, что от моего хохота не сорвался с потолка родонитовый сталактит, было форменным чудом. Безупречные брови Шанвера приподнялись, я вытерла рукавом глаза, от смеха из них брызнули слезы:
– Не могу! Вот ведь умора. Ты решил, что я – бастард маркиза? Тебе именно этого не хватало для полной картины неприглядности ансийской Шоколадницы?
Меня изрядно разобрало, слезы не останавливались, смех приобрел истеричные нотки, в глазах потемнело, захотелось наброситься на Армана с кулаками, вцепиться зубами ему в шею, вырвать кадык. Драка! Бой! Смерть!
Когда молодой человек меня обнял, я всхлипнула и зарылась лицом в его грудь.
– Ну, ну, милая, – шептал Арман, его пальцы гладили мою шею под волосами, - это магия раскачивает твои эмоции, как на качелях, скоро ты ее обуздаешь…
Мое, похожее на бред, бормотание, звучало одновременно со словами утешения:
– Бастард, незаконнорожденная? Это немыслимо! Моего отца звали Морис Кантен Гаррель, он был… был ловчим его высочества Шарлемана…и… пeрвого числа ута в восемьсот семьдесят четвертый год от вознесения святого Партолона, в мой день рождения, отца… казнили…
Отчего-то пoсле признания мне стало немного легче. Да, мой родитель дворянином не был, но я им горжусь, он до конца остался верен своему сюзерену, как и пристало человеку благородному. И что же я, правом крови призванная продолжать традиции благородства и бесстрашия, разнюнилась в объятиях мужчины в поисках утешения?