Шоколадница и маркиз

Коростышевская Татьяна Георгиевна

Мерзавец саркастично приподнял брови:

– Чудесный возраст… Ах, Кати, брось, никто бы тебя и пальцем не тронул. Честно говоря, тогда ты была совсем… – Его лицо исказилось, как будто от боли.
– Ладно, признаю, все могло бы… Но ведь не произошло! Пока мы спокойно беседовали, подлая Шанталь умудрилась… То есть, наверное, не она, а кто-то из поганых актеришек позвал в гримерную маркиза де Буйе. Дядюшка явился, мерзавка немедленно бросилась в его объятия. Представь себе унижение благородных шевалье, когда нас попросили удалиться! Маркиз не желал, чтоб его женщине докучали! Стража, а старикан всегда под охраной,

вытолкала нас взашей!

Унижение? Прекрасно представляю, особенно то, с каким стоицизмом вы, мерзавцы, его перенесли. Это ведь не слабую женщину запугивать…

?днако, сейчас мне стоило поторопиться. Арман во-вот мог освободиться и отправиться на мои поиски.

– Что было потом? – спросила я Гастона.

– Шанталь покинула сцену и стала шоколадницей маркиза, ее дочь увезли в провинцию, в место, которое тщательно ото всех скрывалось, а сама мадам принялась портить мне жизнь. Дядюшка делал все, чего желала его подруга, даже представил ее королю! А мне… – Он опять отхлебнул из фляжки, удивился, потряс опустевшим сосудом, вздохнул и, опустив голову на грудь, кажется, задремал.

Я посмотрела на иглу, но решив пока ею не пользоваться, громко проговорила:

– Гастон! Прошлый септомбр! Ты с друзьями-аристократами поехал на виллу ?аррель! Зачем?

– А? Что? – Разбуженный пьянчужка заморгал, его голос приобрел механические нотки. – Септомбр? Нет, Кати, это был конец ута. Зачем? Ну, разумеется, чтоб отомстить проклятой шоколаднице. Мы хотели… Все должно было получиться. Верный человек во дворце Буйе получил пузырек с ядом двадцать шестого числа, дядюш?а должен был преставиться двадцать седьмого и пoдозрение пало бы на его любовницу. Я стал бы маркизом, барон…

– К демонам титулы! – прикрикнула я.
– Ты отравил своего родственника и поехал в Анси, чтоб…

– Это было бы забавно! Да, я хотел, чтоб на суде Шанталь видела, что я получил все, что хотел! Все! Но мерзавка меня переиграла! Мало того, что успела отправить дочурку в Заотар,так ещё и отравила меня тем самым ядом, что предназначался дядюшке! Ты спросишь, как ей это удалось? Онa просто подкупила моего верного человека и…

Он продолжал обвинять и жаловаться, но я уже не слушала. Зачем? И так все понятно.

Маменька стала любовницей аристократа, чтоб защитить меня, отправила в академию, а я, неблагодарная дуроч?а, смела ее осуждать. Она отравила Гастона? Да ему брюхо распороть мало! Жалкий слизняк! Ничтoжество! Но теперь, когда опасности нет, нет и причин для мадам Шанталь оставаться подле маркиза? Или…

В тайный ход, открывающийся из коридора поворотом настенного факела, я скользнула за мгновение до того, как меня могли увидеть. Мои щеки горели, грудь болезненно ныла. Какая гадость!

– Ты уверен, Брюссо?
– донеслось через тонкую перегородку.
– Она пошла сюда?

– Да, Арман. И следом за ней… А вот и он…

– Проклятая Шанталь… – стонал Гастон. – Отравила… обесчестила…

– О чем он болтает? – спросил Арман.

– Да все о том же, мамаша нашей Шоколадницы облапошила бедняжку… Ты разве…? Ах да. При дворе с полгода потешались над этой историей. Мадам Шанталь…

– После расскажешь.

Шаги, негромкое звяканье, задумчивый голос Шанвера:

– ?на влила в Гастона зелье правды.

– Отравила, – протяжно всхлипнул тот.

– У этих Гаррель

чудовищная семейка, отравитель на отравителе, - хихикнул де Брюссо, – однако, ставлю сто луидоров, что наша крошка Шоколадница воспользовалась для отступления…

Не дослушав, я сорвалась с места. Виктор о тайном ходе знал,именно он показал мне его в прошлом году, когда мы спасали от проклятого виконта Шариоля мою дурочку Натали. Не хватало еще, чтоб сейчас меня здесь застали.

ГЛАВ? 3. Физическая гармония

Я проснулась, как обычно, за час до побудки. На зеленом оватском этаже я отправилась бы в свой замечательный садик с беседкой и питьевым фонтанчиком, чтоб насладиться утренним солнцем и заняться несложнoй гимнастикой, но здесь, на лазоревом… Эх… За окнами простиралась снежная равнина, буря стихла,и холодное голубовaтое солнце торчало в холодном голубоватом небе. Какой кошмар.

Выскользнув потихоньку из спальни, я отправилась в умывальню. На лазоревом этаже они тоже были общими, как и на зеленом, но, в отличие от оватских, оказались оборудованы гораздо богаче. Кроме душевых кабинок, в которых, о чудо, из раструбов, закрепленных у потолка,текла горячая, а не ледяная вода, здесь стояли также мраморные глубокие ванны, стены украшали мозаичные панно и огромные зеркала. И еще одно, здесь было… грязновато. Мрамор и фаянс пестрели отвратительными потеками, на полу лежал мелкий сор – какие-то очески и обмылки, смятые салфетки, расколотые пузырьки. На полочке над умывальником кто-то рассыпал зубной порошок и не удосужился его стереть. Кошмар…

Выбрав кабинку, сток в которой оказался не полностью забит, я приняла душ. Ничего страшного. Наверняка, у филидок тоже существует график дежурств. Вчера был бал, разумеется, девушкам было не до уборок, сегодня все поправят.

Вернувшись в спальню, я наконец ощутила приятное предвкушение первого учебного дня, полюбовалась стопками прошлогодних конспектов на полке книжного шкафа. Студенты Заотара вели записи на магической бумаге, с которой ничего не стиралось,и уничтожить ее мог только огонь. В конце месяца маи в одном из дворов академии разожгли огромный праздничный костер, мнoгие мои товарищи бросали в него свои конспекты. Я не стала. Изрядное количество сшитых в картонные папки листов служило мне наглядным свидетельством того, что я успела изучить. История, география, артефакторика, биология, консонанта, музыка, теория танца, головоломия, отдельная тетрадь по магической каллиграфии, рисовальный альбом… Шершавый картон под пальцами, долгие часы кропотливой работы. А эта вот папка вообще драгоценна – в ней то, чему мне удалось научиться сверх обязательных занятий.

Осторожно, чтоб не разбудить шумом спящую соседку, я передвинула одно из кресел к самому окну, набросила на спинку штору и устроилась в этом импровизированном шатре со своей драгоценностью на коленях. ?олубоватое рассветное солнце давало достаточно света, я раскрыла папку.

Почетный посмертный ректор Заотара монсиньор де Дас предупреждал меня, что все, написанное на магической бумаге, в любой момент может прочесть начальство. Я этого не опасалась, в отличие от конспектов лекций, эти записи были понятны только мне. Нет, нет, никаких шифров,только схемы-связки с поясняющими надписями.