Шоколадница в академии магии
Шрифт:
Эта часть лекции, снабженная подробными иллюстрациями, которые по мановению руки мэтра возникали на белой стене аудитории, вызвала у меня тошноту.
К счастью, в распоряжении современных магов оставался весь обширный центр пирамиды с эстетическими удовольствиями, желанием победы и страстью. Страсть имелась в виду любовная, учитель сообщил, что в ней предпочитает черпать силу большинство молодых людей, махнул рукой, вызывая на стене фривольную картинку. ?удитория угодливо захихикала, кто-то из мальчишек присвистнул. Меня опять затошнило.
Какой кошмар! Теперь поведение
– Отвратительная лекция, – сказала Натали, когда мы с сестренками Фабинет и Купидончиком, предпочитающим теперь держаться нашей компании, покидали аудиторию.
Марит закатила глаза:
– Особенно та гравюра, на которой пузатый господин отпиливал сeбе ногу.
Маргот поднесла к губам два пальца и сделала вид, что ее тошнит. Мы поморщились от неприятных воспоминаний.
– Боюсь, он будет теперь являться мне в кошмарах, – признался Эмери, – неся ногу в руке. Хотя, как он будет без нее ходить? Скакать на одной?
– А отвратительная сцена в будуаре?
– подхватила Бордело.
– Там, где месье без штанов запрыгивает на пышную малоодетую даму? Это же форменный ужас!
Она многозначительно обвела нас взглядом и после паузы закончила:
– Таких подвязок никто давно не носит!
Наш дружный хохот разнесся по коридорам Малахитовой башни.
Новое расписание, появившееся в моем «Своде» или, если угодно, «Зипе» (нет,так свод никто, кроме ректора, в академии не называл), оказалось довольно плотным. Там были почти все предметы первой оватской ступени, артефакторика и дополнительные занятия мудрической каллиграфией.
Мэтр Картан оказался неправ, предполагая, что общие предметы мне не пригодятся, они очень пригодились, ещё как. Да, большинство того, о чем нам рассказывали учителя, мне было уже известно, но, во-первых, отнюдь не все, а во-вторых, посещение занятий первогодков позволило мне разжиться еще несколькими баллами. Нет, нет, я не лезла вперед с поднятой рукой, чтоб поражать свoими знаниями, но отвечала, участвовала в обсуждениях и вела конспект, внося в него все, что могло потом пригодиться.
За ужином друзья устроили мне форменный допрос.
– Это что? – Пухлый пальчик Эмери указывал на раскрытую страницу его «Свода». Какую такую брешь Катарина Гаррель обнаружила в обороне академии Заотар? Ты говорила, что побеседовала с ректором,и что он пообещал добавить тебе предметов.
– В том числе.
– Слыхали? – присела за наш столик Жоржетт. – Филиду Брюссо какая-то из его пташечек сломала нос!
– Не до этого, - отмахнулась Натали от кузины. – Ну же, Кати?
Я вдoхнула, открыла рот, чтоб признаться… Святой Партолон, с языка не сорвалось ни слова. И про месье Натана ?еке автора романчиков по два зу рассказать не получится? Увы, нет.
– Клятва Заотара, – вздох?ул Купидон, - все, что произошло…и далее по тексту. Отбой, мадемуазели, в ближайшие лет пять мы с вами вряд ли узнаем, за что именно Катарине Гаррель отсыпал две сотни баллов сам монсиньор Дюпере. Всему свое время. Так что там с носом Виктора, Жоржетт?
Нос Виктора. ? нем судачили еще несколько дней. Одна из студенток Брюссо меняет их как перчатки, отомстила сластолюбивому филиду за всех обиженных им женщин. Которая? Каждая из бывших подруг Виктора многозначительно улыбалась, говоря «не я», чтоб собеседник в этом усомнился.
Сам же раненый никому ничего не объяснял.
Мы встретились с ним на занятиях головоломией у мэтра ар-Рази. Виктор сидел рядом с ?нриетт Пажо и, когда я вошла в аудитoрию, обнял девушку и принялся что-то нашептывать ей на ушко. Мне стало смешно. Месье совершенно не разбирался в сценическом искусстве. И больше я о де Брюссо не думала, потому что началось занятие. Мэтр ар-Рази, которого я видела накануне в фойе у кабинета ректора, говорил с тягучим иноземным акцентом, и приходилось напрягаться, чтоб понять, о чем речь. К тому же, к концу урока я поняла, что отныне голoволомия – мой любимый предмет. Мэтр учил нас думать, но не просто размышлять, а… как будто выходить из привычной мыслительной плоскости. Как? Загадками!
Первая была абсолютно детской: «Дортуарная башня состоит из четырех этажей, чем выше этаж, тем больше студентов на нем живет. На каком этаже чаще всего останавливается кабинка портшеза?» Моя рука взметнулась вверх, но Лазар, староста мальчиков-филидов меня опередил:
– На втором, – ответил он.
Я опять подняла руку.
– Мадемуазель Бофреман! – мэтр опять выбрал не меня.
Мадлен ответила верно:
– Разумеется, на первом.
– Браво! – эр-Рази хлопнул в ладоши.
– Держите балл.
Я заметила, что, в отличие от первого учебного дня, преподаватели в наградах щедрости не проявляли. Никаких там «плюс двадцать», приходилось собирать баллы по крупинкам.
Задания становились все сложнее, приходилось напрягать голову. Иногда хватало только опознать скрытый подвох, чтоб прийти к правильному решению : «У матушки мадемуазель Лили пятеро дочерей: Одет, Омлет, Оверлет, Розамунда… Как зовут пятую?» Иногда приходилось прибегать к арифметическим вычислениям: «Если одна пятая часть пчелиного роя полетела на цветы лаванды,третья часть – на цветы липы, утроенная разность этих чисел полетела на дерево, а одна пчела продолжала летать между ароматными розами и цветами шиповника,то сколько всего было пчел?»
Сначала я поискала подвох в самом тексте задачи, потом попыталась подсчитать на пальцах, потом вооружилась перoм. Это задачка на дроби. Одна третья плюс одна пятая…
– Пятнадцать! – мадемуазель де Бофреман меня опять опередила.
Я посмотрела на свое, написанное в конспекте решение. Абсолютно точно. Мадлен царственным кивком поблагодарила мэтра ар-?ази за баллы, а потом с холодной усмешкой предположила:
– Может у мадемуазель Шо… Гаррель есть другой ответ?
Мои брови недоуменно поползли вверх. Что она делает? И зачем?