Шолох: Теневые блики
Шрифт:
Куратор откинулся в кресле и скрестил руки на груди. Вытянутые ноги тянулись к середине комнаты. Одна полупрозрачная стопа вольготно расположилась на другой. Закрытая поза, зато взгляд такой вызывающий, что я невольно покачала головой — ну да, конечно, заливай, что тебя не берет алкоголь.
Темные пряди Полыни, блестящие от бусин и монеток, полностью скрывали острые скулы куратора. Огромные часы тикали на груди, как гномья бомба. Татуировка Ловчего пульсировала зеленым.
— И вообще, ты похож на моего кузена-наркомана, фаната грынды, — покачала
В этот момент в распахнутое окно кабинета влетела не перестававшая верещать черная ташени. Плюхнувшись в подставленные лодочкой ладони Внемлющего, она нежно чирикнула. А потом раскрылась в послание.
Полынь пробежал его глазами по диагонали. Его лицо потемнело. Куратор мигом собрался: сел ровно, выпрямил спину. Будто детская игрушка с мерзким названием «лизун» — кидаешь его в стену, а он хлюп-хлюп, и из влажной кляксы концентрируется в шар.
— У нашей наживки проблема. Выбранный мною Ищейка не смог завершить ритуал «Ночной пляски». Плохо стало. Прах!
Полынь резво вскочил и в ярости смахнул со стола стопки бумаг. Хаоса в комнате прибавилось. Я побледнела:
— В смысле?
— Оказался слишком нервным, слишком любящим контроль, чтобы безропотно выдержать одно за другим серию нападений бокки. У человека великолепная магическая история, но плохие нервы и крепкая привычка к сопротивлению. Начал орать, чтобы его выпустили. Митрас испугался, что это повлияет на остальных участников и увел его от греха подальше.
Я нарочито спокойно стала собирать документы, разбросанные Полынью:
— Значит, теперь нам надо отследить остальных магов, прошедших ритуал сегодня. В этом нет ничего сложного. Мы догадываемся, когда убьют, мы знаем, кого. Просто потребуется чуть больше сотрудников, вот и все.
Куратор сверкнул глазами:
— Ты не понимаешь. Ритуал закончился еще до рассвета. Просто этот придурок-Ищейка очухался только сейчас. Убийство УЖЕ могло произойти.
— Тем более не стоит рассиживаться, — я смерила Внемлющего ледяным взглядом.
Эффект был смазан тем, что я ползала по полу, а он пафосно сидел на столе, но все же:
— Тогда давай-ка упаковывай свои прозрачные ножки и пошли работать, Полынь. Что расселся, как девчонка?
— И впрямь.
Он деловито натянул сапоги, тем самым скрыв предмет моих сомнений, и двинулся к выходу из кабинета. Я поспешила за ним. Полынь крепко, как всегда, запер наш кабинет. Когда мы уже шли прочь по коридору, какое-то отчаянное трепыхание раздалось из покинутой комнаты. Полынь не хотел возвращаться, но я настояла — и не зря.
О внутреннюю сторону двери билась увесистая оранжевая ташени. Оранжевый — цвет Дахху. Ну, если по чесноку, это цвет еще порядка ста тысяч шолоховцев, но в первую очередь — Дахху. Ведь мы меряем мир по себе.
Куратор не дал мне спокойно прочитать записку. Он уже убегал прочь в сторону департамента Ищеек. Нам требовалось много рабочей силы, и он спешил ее добыть. Я рванула за ним, сжимая птичку в руках. Цоканье моих невысоких каблуков по коридору оживляло тишину кругом. Полынь, как всегда, умудрялся перемещаться абсолютно бесшумно.
В итоге ташени я прочитала только несколько минут спустя.
Она гласила: «Милая Тинави! Пишу сказать, что сегодня ночью состоялось мое лечение! Это просто колоссально! Люди из снов — это были бокки. По ночам они молили меня найти их. Вели свой сказ, столь помогший мне с «Доронахом», но финал истории приберегли для личной встречи. В итоге я рискнул пройти один непростой обряд, в процессе которого участники сталкиваются бокки лицом к лицу. Знала бы ты, как мне полегчало! Духи рассказали мне такое, ТАКОЕ. Хотя по большей части они пытались меня убить… Неважно. Сейчас лежу, жутко тошнит. Местный лекарь милостиво оставила меня в одиночестве в Храме Белого Огня. Если можешь, забери меня. Ведущий обряда — Митрас Голь, ты его помнишь, наверное, — сказал, что я был самым сильным из всех участников. Поэтому и терпел дольше всех. Остальные уже отсыпаются по домам, а я все еще разбит. Впрочем, расскажу при встрече. Отправляю отложенную ташени, зная, как ты любишь поспать. Она придет к тебе в десять утра. Так что забери меня скорей, увези за сто морей, как поется в песне. Чую, морфий слегка влияет на мое сознание. С нетерпением жду встречи, с любовью, Дахху».
У меня отвисла челюсть.
— Полыыыыыынь, — взвыла я, догоняя куратора, который уже что-то деловито приказывал выстроившимся по стойке «смирно» Ищейкам. Голос мой звучал, как сирена:
— Полыыыыыыыыыынь!
Внемлющий, который к этому моменту уже инспектировал дежурных Ищеек, быстро обернулся, почуяв в издаваемых мною звуках нечто, свидетельствующее о катастрофе.
— Ты знал, что мой друг Дахху из Дома Внемлющих проходил сегодня обряд Ночной пляски? — натурально зашипела я, хватая куратора за грудки. Глаза Полыни сузились.
— Знал.
— А почему не сказал!?
— Чтоб ты не нервничала.
— Да, вот только, судя по его собственным словам, он был там самым сильным, — я в отчаянье начала трясти оранжевой бумажкой перед лицом Полыни. Губы у меня тряслись не меньше. Куратор сделал шажок назад и оказался в пренеприятнейшем положении: прижатый к стене, с мелкой всклокоченной пигалицей, вцепившейся ему в костюм. То есть со мной. Я бы хотела вспомнить детский стих про слона и собачку, но нет, в нашем случае было две собачки. Одна — мелкая и злая. Другая — покрупнее, лохматая и оторопевшая.
Ищейки, кажется, даже дышать перестали, став свидетелями ссоры Ловчих. Один из них исподтишка достал имаграф…
Куратор перехватил мое запястье, выдернул из рук ташени. Быстро прочитал. Потом рявкнул сотрудникам:
— Шелли, свяжись с Митрасом, запроси местоположение участников «Ночной Пляски». Инвернесс, подбери персонал для слежки. Лайо, всех, кто участвовал в передаче бумаг из библиотеки — в пыточную!
После этого куратор сграбастал меня за запястье и бегом потащил прочь по коридору. Потом по следующему. И еще по одному. В общем, обратно сквозь Ведомство мы промчались, как вихрь. Мне всегда казалось, что в серьезных государственных учреждениях даже идти быстрым шагом — это неприлично. Что уж говорить про спринт! Но нет — окружающие отнеслись к нашей эстафете весьма философски. Наконец мы выскочили из здания, будто пробки из бутылки.