Шолох. Тень разрастается
Шрифт:
«Небо голубое, – подумала я. – Небо голубое, это ведь и вправду моё место».
На душе было так легко, что, когда мне встретилась одинокая избушка травницы, я смело свернула к ней. Улыбчивая старушка действительно оказалась знахаркой, а не сумасшедшим лесным убийцей, мятежной Ходящей или оборотнем – даже удивительно! Травница сочувственно выслушала историю про кораблекрушение, дала мне незамысловатую похлебку. В волнении я спросила про столичные новости… Но старушку не интересовал мир вне ее огорода.
Зато она подарила мне старую драную куртку: в подводной ночнушке было холодно, пусть и лето за окном. Я приняла подарок со слезами на глазах – от куртки жутко воняло луком. Это холщовое недоразумение мы вместе со старушкой сняли с пугала: и пугало, скажу я вам, сопротивлялось со всей мощью остаточной бытовой магии.
Второй причиной для слез были воспоминания о летяге: мой любимый плащ остался в Рамбле. Наверное, глупо оплакивать одежду. Скажешь кому – застыдят. И все же сердце щемило: столько лет мы провели вместе! Утешало лишь то, что летяга как следует нагулялась, прежде чем кануть на дне морском.
Зато серебристый балахон из Рамблы ожил. Как оказалось, заклинание Ол`эна Шлэйлы не расколдовало рубаху, а лишь временно ее усыпило. Когда шелковые чешуйки зашевелились, я запаниковала.
Что, опять удушение, акт второй?
Но вне родных пенатов ночнушка была далеко не такой дерзкой, как в Рамбле. Она только тихо колыхалась и переливалась под солнцем от холодного стального к светло-зеленому цвету, поводя чешуйками туда и сюда. То-то же! Я рада, что кто-то научил ее незамысловатому правилу: в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
***
Солнце скрылось. Клочья тумана уже поднялись над болотами, когда я наткнулась на столичную дорогу. Как водится, она возникла будто из ниоткуда. Раз – и передо мной указатель: «Аллея Радужных Осколков. Добро пожаловать в Шолох!». И галечная тропинка убегает вперед.
Вскоре появились заборы, увитые лимонником и глицинией. На обочинах затрепыхались бабочки. Уютные перебранки шолоховцев послышались из распахнутых – по случаю хорошей погоды – окон. Кто-то был недоволен поздним возвращением супруга домой, кто-то – ранним…
Я с наслаждением вдохнула пряный воздух любимого города. Эстет различил бы в нем нотки древесины (приличные такие нотки), намек на речные водоросли, сладковатые ароматы сирени и грибное послевкусие. Пессимист наверняка учуял бы коровьи лепешки. Романтик – феромоны, в сумерках атакующие студентов.
Я же чувствовала преимущественно запах жасмина, хотя, подозреваю, тому виной не Шолох, а карлова магия, бурлящая в моей крови.
И еще немного отдавало мокрой землей и червяками. Но это, думаю, нервное: исподволь я боялась, что на меня снова бросятся Ходящие, а потому кралась по улицам на мысочках, отчаянно стараясь сойти за придорожный куст.
Однако, когда за очередным поворотом мне открылся уютный ресторанчик «Поцелуй фортуны», я отринула все страхи.
У «Поцелуя фортуны» была веранда подле водяной мельницы. Широкое мельничное колесо крутилось медленно и величаво; в поднимаемой им пене поблескивала радуга. Цветные рыбешки плескались в реке. Деревянная табличка у входа гласила: «Драконы никогда не пробовали наш кофе – теперь они вообще не могут проснуться. Не проходи зазря; не допускай ошибки!»
– Люди, да вы просто идеальны! – я восторженно выдохнула и рванула туда.
У меня опять не было денег. Но в Шолохе это уже не казалось проблемой: выручат студенческие трюки.
– День добрый! – я разулыбалась, плюхнувшись на плетеное кресло у водяного колеса. Так, чтоб брызги долетали – весело же.
Официантка положила передо мной меню. Я проглядела его по диагонали:
– Так-так, – сказала я, – А у вас на саусберийском языке меню нет?
– Нет, – веснушчатая девушка покачала головой.
– А на шэрхенлинге?
– Тоже нет.
– А на гномьем?
– Нет… – работница «Поцелуя» стыдливо опустила взгляд и затеребила кружевной подол платьица.
– Супер! – я возликовала, – Давайте я вам сделаю все три перевода – а вы мне кофе бесплатно нальете. Пойдет такой план?
Девушка удивилась:
– Сейчас узнаю!
Две минуты спустя на моем шатающемся столике обнаружились кофейник, молочник, глиняная чашка, тетрадь и ручка. Я честно выполнила обещанную работу. Особенно забавно было переводить состав бесплатного «завтрака по-тернасски»: «Хлопок по спине, две таблетки от головной боли, стакан колодезной воды». О да, при степных разгульных привычках – самое то!
Владельцам кофейни мои труды, видимо, понравились, потому что «бонусом» к кофе мне выдали свежий номер газеты «Вострушка».
На титульном листе, как и раньше, значилось: «Печатается под редакцией Анте Давьера». Ну да, ну да. Давьер, он же маньяк, он же Теннет, в тюрьме – а бизнес идёт. Что ж. Всем бы нам такую деловую хватку.
Я, лениво развалившись в кресле, начала читать содержание.
«Его Величество Сайнор и Совет: борьба разгорается».
«Казначейство в поиске золотых жил: расходы Шолоха растут не по дням».
«Новое лицо Чрезвычайного департамента: леди в гномьих рядах».
Я листала газету в поисках последней статьи, как вдруг в глаза мне бросилось два объявления. Челюсть моя бесславно упала на грудь…
С первого объявления на меня смотрела я сама. Физиономия у портрета была так себе, злобная какая-то. Но в общем и целом – узнаваемо.
«РАЗЫСКИВАЕТСЯ», – бесстыдно вопила крупногабаритная надпись. Под ней шло перечисление особых примет: ухо порвано, рост средний, телосложение худощавое, волосы каштановые, волнистые, на руке татуировка Ловчей, носит лассо и биту, крайне опасна.