Шопенгауэр как лекарство
Шрифт:
Он будет тщательно разбирать принципы, руководящие выбором сексуального партнера («каждый любит то, чего ему не хватает»), и не устанет повторять, что выбор на самом деле совершается гением биологического рода. «Одержимый духом рода, он (человек) всецело подпадает его власти и не принадлежит больше самому себе… ибо в сущности влюбленный преследует не свои интересы, а интересы кого-то третьего, который должен еще только возникнуть» [80] .
Он будет повторять, что сила сексуального влечения велика и непреодолима. «Так как человек находится под влиянием импульса — сродни инстинкту насекомых, —
[80]Артур Шопенгауэр. Мир как воля и представление». — Т. 2. — Гл. 44 «Метафизика половой любви».
Принято считать, что три открытия основательно пошатнули наше представление о себе как о непревзойденном венце творения: сначала Коперник доказал нам, что Земля отнюдь не является центром Вселенной; затем пришел Дарвин, и мы узнали, что вовсе не являемся чем-то особенным, а, как и все прочие существа, происходим от других форм жизни; и, наконец, Фрейд продемонстрировал, что мы не являемся хозяевами в собственном доме и часто не управляем своим поведением, обусловленным силами, лежащими вне нашего сознания. Нет никаких сомнений в том, что в этом революционном открытии непризнанным соавтором Фрейда был Артур Шопенгауэр, задолго до рождения Фрейда постулировавший, что нами управляют глубинные биологические импульсы и мы заблуждаемся, полагая, что, поступая так или иначе, действуем совершенно сознательно.
Глава 23
Если я скрою свою тайну, она — моя пленница; если я ее выпущу, я — ее пленник. На древе молчания растет его плод — мир [81] .
Бонни волновалась напрасно: на следующее занятие все не только явились в полном составе, но даже раньше обычного — все, за исключением Филипа, который поспешно вошел в комнату и занял свое место ровно в половине пятого.
Недолгое молчание в самом начале занятия вещь обычная: пациенты рано узнают, что не стоит спешить с первой фразой, так как первому обычно достается больше всего внимания. Однако Филип, как всегда бесцеремонно, нарушил это молчание. Ни на кого не глядя, он заговорил своим холодным неживым голосом:
[81]Артур Шопенгауэр. Parerga и Paralipomena. — Т. 1. — Гл. 5 «Паренезы и максимы».
— Я хочу дополнить то, что сказала о моем списке вновь прибывший член нашей группы…
— По имени Пэм, — подсказал Тони. Филип кивнул, не поднимая глаз:
— То, что сказала Пэм. В этом списке были не только имена женщин, с которыми я переспал за тот месяц, но и номера телефонов…
— Ах, неужели номера телефонов? Да, прости, это совершенно меняет дело, — перебила его Пэм.
Не обращая на нее внимания, Филип продолжил:
— В этом списке также было краткое описание сексуальных предпочтений каждой женщины…
— Сексуальных предпочтений? — переспросил Тони.
— Да, то, что любит каждая женщина
Джулиус похолодел. Что он вытворяет? Он что, собирается обнародовать предпочтения Пэм? Нет, так дело не пойдет.
Однако не успел он вмешаться, как Пэм сама перешла в наступление:
— А ты действительно мерзкий подонок. Просто отвратительный. — Пэм наклонилась вперед, очевидно собираясь встать и выйти из комнаты.
Но Бонни удержала ее за руку и, повернувшись к Филипу, сказала:
— Я — за Пэм. Филип, ты что, спятил? С чего ТЫ вздумал хвастаться такими вещами?
— Вот именно, — прибавил Гилл. — Я что-то тебя: не понимаю, парень. Нарываешься на неприятности. Ес| ли честно, не хотел бы я оказаться на твоем месте. Что ты делаешь? Ты же подливаешь масла в огонь. Ты что, хочешь сказать: «Давайте, палите меня к чертовой матери», так, что ли? Не обижайся, Филип, но, по-моему, ты перегибаешь палку.
— Я тоже так считаю, — сказал Стюарт. — На твоем месте, Филип, я бы не лез на рожон.
Джулиус попытался успокоить страсти:
— Филип, что ты сейчас чувствуешь?
— Я хотел сделать кое-какие пояснения и сделал это — так что теперь я чувствую себя вполне нормально.
Но Джулиуса не устроило такое объяснение. Стараясь говорить как можно мягче, он сказал:
— Филип, несколько человек только что высказали тебе свои замечания. Что ты думаешь по этому поводу?
— А вот на это ты меня не купишь, Джулиус. Потому что это путь в никуда. Будет лучше — гораздо лучше, если я останусь при своем мнении.
Здесь Джулиусу пришлось сменить оружие и пустить в ход старый испытанный метод условного наклонения:
— Филип, давай мысленно поэкспериментируем — философы делают это каждый день. Я понимаю твое желание сохранить спокойствие, но все-таки попытайся представить себе, что было бы, если бы ты захотел что-то почувствовать из-за того, что сказали другие. Что бы ты почувствовал?
Несколько секунд Филип молча раздумывал, потом, слегка улыбнувшись, кивнул, должно быть, уступив изобретательности Джулиуса.
— Поэкспериментировать? Ну что ж, давай попробуем. Если бы я хотелпочувствовать, я сначала бы испугался Пэм — она так злобно на меня набросилась. Представляю, с каким удовольствием она разорвала бы меня на мелкие кусочки.
Пэм хотела возразить, но Джулиус сделал ей знак не мешать.
— Потом была Бонни. Она спросила, зачем я хвастаюсь. Дальше Гилл со Стюартом спросили, зачем я предаю себя аутодафе.
— Ауто — чего? — переспросил Тони.
Пэм уже открыла рот, чтобы ответить, но Филип ее опередил:
— Аутодафе– публичное сожжение еретиков.
— Отлично. Мы уже на полпути к цели, — вмешался Джулиус. — Ты правильно описал все, что случилось — что именно сказали Бонни, Гилл и Стюарт Теперь давай продолжим наш эксперимент — если бы ты захотел что-то почувствовать после их замечаний…
— Да, я отклонился от темы — ты, конечно, уже сделал вывод, что сработало бессознательное?