Шопенгауэр как лекарство
Шрифт:
— До сегодняшнего дня, — поправила его Пэм.
— Совершенно верно, до сегодняшнего дня. И я рад, что вы это сделали, рад, что вы все-таки решили вынести это на группу. Вы отлично знаете, какой вопрос я хочу задать вам обоим — тебе и Тони: почему именно сейчас?Вы знакомы года два с половиной. И все же именно сейчасвсе изменилось. Почему? Что случилось несколько недель назад? Что подтолкнуло вас стать ближе друг к другу?
Пэм повернулась к Тони и подняла бровь, давая знак начать. Он повиновался:
— Мужчины вперед? Опять моя очередь? Нет проблем.
— Браво. Наконец-то я узнаю Тони, — сказал Гилл. — Добро пожаловать домой, старик.
— Теперь понятно, почему ты вел себя так странно, Тони, — сказала Ребекка. — Только-только у тебя начало наклевываться что-то с Пэм, и ты боялся все испортить. Вот почему ты прятался. Переживал, как бы твои темные пятна не всплыли наружу.
— Пятна пещерного человека, хочешь сказать? — спросил Тони. — Может, да, а может, и нет — не все так просто.
— То есть? — спросила Ребекка.
— То есть мои темные пятна, может быть, возбуждают Пэм. Но я не хочу об этом распространяться.
— Почему?
— Да хватит, Ребекка, неужели не ясно? Что ты пристала? Если я буду продолжать в таком духе, я могу спокойно распрощаться с Пэм.
— Уверен? — не унималась Ребекка.
— А ты как думала? Понятно, почему она все это затеяла. Потому что все кончено — она сама уже все решила. Да, что-то жарковато здесь. Пахнет паленым.
Джулиус повторил свой вопрос Пэм. В нехарактерном смущении она ответила:
— Сложно сказать. Нужно, чтобы прошло время. Знаю только, что мы оба не думали об этом — это произошло само собой, случайно. Мы пили кофе после занятий — вдвоем, потому что вы все разошлись. Тони предложил где-нибудь перекусить — мы часто ужинали вместе, но в этот раз я пригласила его к себе — у меня был суп. Он пришел, а дальше — пошло-поехало… Почему именно в этот день, а не раньше? Не знаю. Мы часто бывали- вместе: я говорила ему про литературу, давала книги, уговаривала продолжить учебу, а он меня учил столярному делу и даже однажды помог соорудить подставку под телевизор — маленький такой столик, да вы сами знаете. Почему дошло до постели именно в тот вечер? Не знаю.
— Что ты сейчас чувствуешь, Пэм? Я ведь знаю, нелегко говорить об интимных подробностях в присутствии любовника, — сказал Джулиус.
— Я настроилась.
— Хорошо, тогда такой вопрос: давай прокрутим назад — что именно больше всего волновало тебя в тот момент, когда все началось?
— С тех пор как я вернулась из Индии, меня волновали две вещи. Первое — твоя болезнь. Знаешь, я как-то натолкнулась на статью, в которой один псих доказывал, что люди спариваются из-за того, что подсознательно надеются зачать нового вождя, — полная чушь, конечно. Не знаю, Джулиус, как твоя болезнь могла повлиять на мою связь с Тони — может, я боялась, что группа распадется, и это подсознательно заставило меня искать каких-то более прочных отношений; может, я надеялась, что каким-то чудом это сохранит группу. Это просто догадки.
— Группы как люди, — заметил Джулиус, — они не хотят умирать. Возможно, твоя связь с Тони действительнобыла скрытой
— Другая — Филип. Я постоянно о нем думаю. Меня тошнит от того, что он здесь. Ты сказал, что однажды он может стать для меня огромным плюсом, и я верю тебе, но пока что он был и остается огромным минусом — может быть, только с одним исключением: я так его ненавижу, что даже забыла про Эрла и Джона — по-моему, навсегда.
— Итак, — настаивал Джулиус, — Филип очень тебя волнует. Как ты думаешь, не мог ли он каким-то образом подтолкнуть тебя к Тони?
— Все возможно.
— Догадки?
Пэм покачала головой:
— Абсолютно никаких. Может быть, просто желание переспать: у меня уже несколько месяцев не было мужчин, а я к этому не привыкла. Наверное, дело в этом.
— Мнения? — Джулиус обвел глазами присутствующих.
Стюарт живо вскинул голову, и его острые, проницательные глазки блеснули:
— Между Филипом и Пэм не просто конфликт — они соперничают. Может быть, я преувеличиваю, но моя версия такова: Пэм всегда была лидером группы, всегда в центре внимания — еще бы. Преподавательница. Эрудитка. Шеф Тони. Что происходит потом? Что мы видим? Она уезжает на несколько недель, а когда возвращается, находит Филипа, который преспокойненько занимает ее место. Вот тут-то она и вышла из себя. — Стюарт повернулся к Пэм. — И к твоим давним обидам прибавились новые.
— И какое отношение это имеет к Тони? — спросил Джулиус.
— Может быть, таким образом она хотела показать себя. Если мне не изменяет память, Джулиус, они оба — и Пэм, и Филип — пытались тебе помочь, так? Филип принес историю про корабль, и, помнится, Тони ее горячо обсуждал. — Он повернулся к Пэм. — Вот тогда-то ты и почувствовала опасность. Тебе показалось, что ты теряешь свою власть над Тони.
— Спасибо, Стюарт, очень ценное замечание, — ответила Пэм. — По-твоему, чтобы конкурировать с этим зомби, я должна перетрахаться со всей группой. Так ты представляешь себе женскую логику?
— А вот это запрещенный прием, — откликнулся Гилл. — «Зомби» — это удар ниже пояса. Филип хотя бы держит язык за зубами и не срывается на людей. А ты, Пэм, — ты ядовитая штучка. Может, хватит метать икру?
— Это серьезный выпад, Гилл. Что происходит? — спросил Джулиус.
— Когда Пэм в таком состоянии, она напоминает мне мою жену, а я не собираюсь больше терпеть злобные выходки — от них обеих.
Немного погодя Гилл добавил:
— И еще меня бесит, что для Пэм я ноль, пустое место. — Он повернулся к ней. — Я скажу тебе наконец всю правду: я уже высказывал тебе все, что думаю — что ты генеральный прокурор и все такое, — так нет же. Как об стенку горох. Гилла нет. Гилл пустое место. Ты замечаешь только Филипа… и Тони. А ведь я говорю дельные вещи. Кстати, еще одно: я, кажется, догадываюсь, почему соскочил твой Джон: не из-за своей трусости, а из-за твоей злости.