Шопинг с Санта Клаусом. Любовные игры по Интернету
Шрифт:
Я машинально тоже открыла кожаный бювар, врученный мне Васей, и с удовольствием увидела внутри желтоватую – под пергамент – дизайнерскую бумагу.
– А че так много?! – возмутился Вадик, рассмотрев листочек счета.
– А че так мало?! – с аналогичной интонацией воскликнула я, развернув сложенный втрое контракт.
Изначально – я точно помнила! – он состоял из четырех листов, а теперь их было всего три. Причем отсутствовала самая главная бумага – с подписями!
– Черт! Вот, значит, какой бумажкой они свой костерок растапливали! – огорченно выругался Вася. – Ну, Лен, прости! Я не знал,
– Без подписей это не контракт, а бумажка, годная только на то, чтобы ею под… Гм! Подпалить костерок, например, – со знанием дела сказала Ирка.
Она дама деловая, совладелица торговой фирмы, имеющей партнеров за рубежами нашей Родины.
– Гадюкин нас убьет! – пробормотал Вадик.
– Погоди умирать, – одернула его я. – Давай подумаем, что можно сделать.
– Ну – что? Можно написать завещание, – не унимался паникер.
– Можно попросить ваших немцев поднять их экземпляр и сделать с него нотариально заверенную копию, – подсказал неожиданно эрудированный Вася.
– Отличная мысль! – кивнула Ирка.
Я с надеждой посмотрела на нее, подумала и с сожалением покачала головой:
– Это долго будет. Пока они поймут, чего мы от них хотим, пока сделают эту самую копию, пока пришлют ее…
– …Гадюкин нас убьет, – Вадик предупредительно подсказал мне окончание фразы.
– Больше всего времени займет пересылка, – согласилась подруга. – С учетом надвигающихся праздников даже экспресс-почта будет подтормаживать. Вы получите свою копию не раньше…
– …чем Гадюкин нас убьет! – убежденно кивнул Вадик.
– Смени пластинку! – рассердилась я.
– Я бы лучше работу сменил, а также место жительства и паспорт! – огрызнулся напарник. – И уехал бы куда подальше, лучше всего – за границу! Кстати, моя шенгенская виза действительна до третьего января…
– И моя тоже! – вспомнила я. – Вадик! А ведь это идея!
– Ленка, ты что?! – заволновалась Ирка. – Ты не можешь драпать за границу, у тебя тут муж, ребенок, мы с Моржиком! Кстати…
Она оборвала жаркий монолог на полуслове, задумчиво посмотрела на меня и через пару секунд совсем с другой интонацией сказала:
– А у меня ведь тоже шенген открытый, мы с Моржиком на старый Новый год к родне в Мюнхен собрались…
– Вот и хорошо, – кивнула я, вздергивая сумку на плечо. – Вот и ладушки! Обойдемся, значит, без экспресс-почты, прямой курьерской доставочкой… Вадик, ты по счету расплатился? Поехали, что ли?
– Вы далеко? – с легким беспокойством спросил забытый всеми Вася, не уловивший глубинной сути завершившегося блиц-совещания.
Зато моим старым верным товарищам все было понятно без объяснений.
– В Ростов? – Я вопросительно посмотрела на Ирку, и та кивнула.
– Оттуда есть прямой рейс в столицу Германии в пятнадцать тридцать. Будем надеяться, три билетика для нас найдутся!
– Едут, едут по Берлину наши казаки! – с подъемом запел Вадик, откровенно радуясь, что перспектива нашей с ним гибели от рук директора Гадюкина отдаляется и затуманивается.
Свой автомобиль Ирка оставила на станции. От кафе с похвально правдивым названием «Встреча» до стоянки было рукой подать. Вася, заметно удивленный мобильностью нашей маленькой группы,
– Хороший парень! – кивнув на заднее стекло, сказал Вадик, когда мы поехали. – Помогал, как мог!
– Дай ему бог здоровья! – с признательностью кивнула я.
– Здравия желаю, товарищ полковник! – прижимая к уху левой рукой мобильник и размеренно помахивая вслед удаляющейся машине правой, озабоченным речитативом тарахтел тем временем хороший парень Вася. – Разрешите доложить: я ваше задание выполнил, вот только девушка повела себя неожиданно…
– Да, она такая! – довольно хохотнул голос в трубке. – Что еще натворила?
– Пошла дальше, чем нужно. – Вася тоже хмыкнул, но неуверенно. – Вернее, поехала. А скоро еще полетит.
– Куда это? – Голос в трубке сделался настороженным.
– Так в Берлин же! – со вздохом ответил Вася. – Товарищ полковник, они возвращаются!
– Твою мать! – с огромным чувством сказали в трубке, и догадливый Вася поспешил отодвинуть от уха мобильник, после короткой паузы взорвавшийся длинной серией непечатных слов.
В кассе аэропорта еще были билеты на берлинский рейс, в зале наличествовал банкомат, а у нас имелись загранпаспорта с визами и деньги на кредитках, так что все сложилось наилучшим образом. Я даже осмелилась надеяться, что черная полоса в моей жизни (порожденная, не иначе, тенью нелюбвеобильного прошлого) уже закончилась. Правда, Вадик сильно обеспокоил меня, высказав сомнение в том, что наши немецкие партнеры за какие-то двое суток до Нового года будут доступны для деловых контактов. В ходе их с Пашей Кохом рейда по злачным местам германской столицы мой напарник лично убедился – легендарный нордический характер ничуть не мешает арийцам и арийкам предаваться веселью истово и самозабвенно.
– Нужно их предупредить, – решила я и попросила подругу позвонить нашим германским партнерам.
В отличие от нас с Вадиком, Ирка действительно владеет языком Шиллера и Гете, хотя и далеко не так уверенно, как хваленый русско-немецкий разговорник. То есть покалякать на равных с Шиллером и Гете она вряд ли смогла бы, но кое-как объясниться с немецкоязычными современниками может. Во всяком случае, так я думала, вручая подруге свой телефон.
– Не уверена, что мы вполне поняли друг друга, – закончив разговор, призналась Ирка. – Но этот херр Шванке – милейший, похоже, мужчина, и голос у него очень приятный, такой бархатный баритон! Несколько раз повторил, что они ждут нас с большим нетерпением.
– Уже хорошо, – с облегчением заметила я. – Подробности проясним при личной встрече с помощью профессионального переводчика.
– Так я Пашке звоню? – оживился Вадик.
Видимо, знаток немецкого языка и ночной жизни Берлина Пауль Кох глубоко запал ему в душу.
Телефонного разговора напарника с Пашей я не слышала, потому что Вадик отошел посекретничать в другой конец просторного зала ожидания. Из этого я сделала вывод, что услуги гида вновь будут востребованы Вадиком в диапазоне гораздо более широком, чем наша деловая программа. Это мне не очень понравилось, но внутренний голос ехидно сказал: