Шопинг с Санта Клаусом
Шрифт:
— Вы не знаете, только наш вагон обворован или в других жулики тоже поработали?
Вадик слетал к проводнице и вернулся с сообщением:
— Обобрали три вагона!
— Может, и больше, просто не везде еще потерпевшие хватились своего добра, — уверенно сказал Вася. — Три вагона — это много, на Степной мы стояли всего семь минут, значит, весьма возможно, что преступники еще в поезде. Тогда они будут сходить на ближайшей станции — Дачной.
— И мы их там сцапаем! — воодушевился Вадик.
— Как мы их сцапаем? В поезде шестнадцать вагонов, а нас с тобой всего двое! И, кроме
— К тому же поезд остановится всего на минуту, а выйдут тут многие: рядом большой дачный поселок, — добавил многоопытный Вася. — Я бы посоветовал вам высунуться в окошко и внимательно осмотреться. Скорее всего, воры приехали на предыдущую станцию на машине, билетов не брали — прошли в вагон в массе других пассажиров, в халатах и тапках, а сейчас так же в толпе выйдут, сядут в ожидающую их машину и укатят.
— Вадик, расчехляй камеру! — сориентировалась я. — Высмотри машину, в которую сядут взрослые с детьми…
— Скорее всего, с мальчишками лет восьми-десяти, — подсказал мудрый Вася.
— Ставь задачу точнее, — потребовал напарник. — Если таких машин будет несколько, попытаться снять их все?
Я секунду подумала и сообразила:
— У наших воров должна быть особая примета: они не только в дорожной одежде, но и в домашней обуви выйдут! А сейчас декабрь, плюс пять, нормальные люди ходят в сапогах и ботинках!
— Понял, ищу босоногих мальчиков! — И Вадик побежал в купе.
Я проводила его взглядом и обернулась к Васе, который тронул меня за локоток.
— Лена, так что у вас украли — кошелек?
— Ах, если бы! — расстроенно отмахнулась я.
Кошелька мне было бы не жалко, потому как в нем остались сущие копейки, точнее, евроценты, которые в наших широтах и вовсе деньгами не считаются. Потерять пластиковые карточки тоже не так страшно — я уже делала это раз десять и потом благополучно восстанавливала их без ущерба для банковского счета.
— У нас украли очень важный документ, — объяснила я, сторонясь, чтобы пропустить людей с чемоданами, — поезд как раз подошел к станции. — Деловые бумаги, контракт, который мы подписали в Германии! Он был в плоском кожаном футляре вроде бювара. Наверное, воры приняли его за бумажник.
— Ну, бумаги эту публику не интересуют, — покачал головой мой консультант. — Можете быть уверены, ваш контракт они хранить не станут, выбросят при первой возможности. Если еще не выбросили — вместе с футляром! Вообще-то у этой братии заведено немедленно избавляться от кошельков и бумажников, оставляя себе лишь наличные деньги: купюры, если только они не помечены, не смогут уличить воров.
— Немедленно — это значит «по ходу дела»? — сообразила я.
— И по ходу поезда, — кивнул Вася. — Наверняка они выбрасывали все лишнее еще в тамбуре, переходя из одного вагона в другой.
— Пассажиры, Дачная, кто прибыл, поторапливаемся, стоим одну минуту! — проорала из тамбура проводница.
Добросовестно поторапливаясь, по коридору потянулись прибывшие пассажиры. С трудом отцепив закостеневшие пальцы от Васиной пижамной пуговицы, я шустро, змейкой, скользнула навстречу движению. Поспешающие на выход граждане меня ругали и толкали, но ни остановить, ни серьезно задержать не могли. Остановить меня, когда я ясно вижу цель, можно только тяжелой техникой в режиме лобового столкновения или выстрелом в упор.
В купе было сумеречно: свет загораживал Вадик, утвердившийся коленками на столе. Он сумел открыть окно и высунулся в него с камерой. Наметанным глазом я уловила характерную постановку и мелкую моторику руки оператора: Вадик отлаживал фокус. Определился, стало быть, с объектом видеосъемки.
— Вадька, живо дай мне свой бумажник! — крикнула я, выхватывая из ящика под поднятой полкой свою сумку.
— На, возьми! — напарник, не меняя рабочей стойки, игриво отклячил зад.
Сочетание реплики и позы могло показаться непристойным, но я поняла товарища совершенно правильно: затребованный бумажник рельефно оттопыривал его джинсовый карман.
— Беру две тысячи, верну дома! — скороговоркой сообщила я, выдернув из кошелька напарника пару купюр. — Приедешь в город, никому не звони, на работе не появляйся, сиди тихо, как мышка.
— А ты куда? — Вадик заволновался, но съемку не прекратил, так что волнение его выразилось, опять же, в нервных колебаниях нижней части организма.
— Пойду назад по шпалам! Есть шанс найти там нашу пропажу, — объяснила я и зайчиком выскочила из купе.
Дородная проводница уже успела выпроводить из вагона почти всех прибывших пассажиров и загородила выход своим телом. В тамбуре, растерянно оглядываясь, переминался только наш консультант по криминальным ЧП на транспорте Вася-Пьеро. Увидев меня, он улыбнулся и радостно сказал:
— Я правильно понял, вы тоже выходите? Давайте вместе пойдем, в компании веселее!
— Ага, обхохочешься, — мрачно пробормотала я, поправив сумку на плече.
— Да выходите уже, сейчас тронемся! — рявкнула на нас проводница.
У меня мелькнула мысль, что я уже слегка тронулась: чтобы по собственной воле покинуть поезд за двести километров до места назначения, нужно быть совсем ненормальной! С недавних пор все происходящее со мной здорово напоминало театр абсурда.
«А началось все со встречи с твоим юристом, не к ночи будь помянут!» — подсказал мой внутренний голос, не утративший целенаправленной мстительности.
— С юристом я еще разберусь, — пообещала я.
Вася-Пьеро взглянул на меня озадаченно, видимо, попытался уловить логическую связь между преследованием воров и разборками с юристом.
— Никакой логики нет, никакой связи тоже, — не без сожаления брякнула я.
Однако сокрушаться по поводу отсутствия в моей жизни того или другого было не время.
— Живо, живо! — грубиянка проводница едва не вытолкала нас из вагона.
На перроне уже было немноголюдно, граждане, благополучно прибывшие, деловито втягивались в открытые двери здания станции либо пересекали пути, разбредаясь по окрестностям в соответствии с милым сердцу каждого русского человека анархическим принципом «куда душе угодно». По единственной подъездной дороге удалялись старенькие «Жигули» невнятного светлого колера. Я прищурилась, но номера не рассмотрела и понадеялась, что у Вадика, вооруженного оптикой камеры, зрение острее моего.