Шопинг в воздушном замке

Донцова Дарья

— Простите, пожалуйста, я забежала к вам от страха.

— Кто же вас напугал? У нас тут разбойников нет, разве что бык Николаевых, но его в поле угнали.

— Дед с палкой налетел, — пояснила я. — Спросила его, где Нина Косая живет, а он решил, что я хочу молока купить, посоветовал к Ленке зайти, а когда я вопрос повторила, стал браниться и клюкой замахнулся.

— Уж простите его, — удрученно вздохнула хозяйка. — Лена — это я, а дед — мой отец. Он решил на старости лет рекламным бизнесом заняться, пропагандирует наше молоко и простоквашу. Я ему сто раз твердила: «Не лезь! Нам постоянных клиентов хватает, творога на свою семью не остается». Нет, ему кажется, что я плохо работаю и мало денег добываю. Выходит на улицу, ползет к магазину, людей за рукава хватает и сюда ведет. Наши-то деда отлично знают и внимания не обращают. Отец только ругается да палкой трясет, вреда он не причинит. А вот приезжим, конечно, не по себе.

— Понятно, — кивнула я. — Может, вы скажете, где Нина Косая живет?

Женщина погладила пса Мишку.

— Она давно умерла, сарайчик ее тихо догнивает.

— А вы ее знали?

— Конечно, ведь я всю жизнь в Гоптеве прожила. Но она намного старше меня была.

— Меня зовут Лампа, — представилась я.

Лена не удивилась, услыхав необычное имя.

— Очень приятно, я Владлена. Но лучше зовите Владей, «Лена» мне не нравится.

— А почему Нину Косой прозвали? — проявила я любопытство.

— У нее один глаз был выбит, — пояснила Владя, — подралась с кем-то, вот и стала инвалидом.

— А где Нина работала?

Владя рассмеялась.

— Должность она хорошую имела — бутылкооткрыватель.

— Здесь где-то есть завод, производящий напитки? Или на местной ферме установлена линия розлива? — не поняла я.

Владя развязала фартук.

— Пошутила я. Нигде Нинка не работала, водку пила с утра до ночи. Самая отбросная баба в деревне была. На земле жила, а голодная ходила. Огород не копала, курей не держала, о корове и речи не шло. По избам побиралась. Придет под окно и завоет: «Владя, дай денег, я отработаю, грядки тебе прополю, воды в баню натаскаю». Ну я ей и говорю: «Начинай. Тяпка под крыльцом, ведра в сарае». А Нина в ответ: «Сначала заплати, вечером отслужу, сейчас солнце высоко, никто при такой погоде не пашет».

За моей спиной скрипнула калитка, я обернулась и вздрогнула — во двор вползал дед с клюкой.

— Папа, — сказала Владя, — смотри, какая славная клиентка пришла! Купила пять литров молока, ряженки и ведро творога.

— Хорошо, — расплылся в улыбке дедок и поднялся в избу.

— Старый что малый, — вздохнула Владя.

— Ленка, — высунулся из окна старик, — зови гостью в дом! Да чаю ей набуровь! Эх, всему тебя учить надо… Ну, шкандыбайте в залу!

Владя посмотрела на меня.

— Вас не затруднит зайти? А то папа не отстанет.

— С большим удовольствием, — абсолютно честно ответила я.

Горница Владлены напоминала чистотой операционную, а дедушка, восседавший у большого стола, был наряжен в белую рубашку.

— Небось о парнях поболтать охота? — хмыкнул он, беря газету. — Говорите, не смущайтесь, а я о политике почитаю. Ленка, где лупа?

Владя вынула из буфета круглое увеличительное стекло в пластмассовой оправе с длинной ручкой.

— Вот, папа, держи.

Дед углубился в изучение прессы.

— В деревне была только одна Нинка Косая? — вернулась я к интересующей меня теме.

— Ну да, — кивнула Владя, — второй такой не нужно. Прежде она тихо жила, не скандалила. Придет — деньги клянчит, а если прогонят — уйдет. Вот Семен, ее муж, буйным хулиганом был, мог окна побить или ножом пырнуть. Плохо он кончил — посадили его, уж и не вспомнить, в каком году.

— Давно это было, — внезапно сказал дед, — Ванька наш только в школу пошел, как Сенька Родионова зарезал и на зону уехал. С тех пор Нинку и подхватило квасить. Она и раньше за воротник заливала, а после Семеновой посадки вразнос пошла.

Я покачала головой.

— Бедная женщина!

— Незачем ее жалеть, — обозлился дед.

— Ну как же! — театрально удивилась я. — Дети в Анголе погибли, потом дом сгорел… Не всякий такой удар судьбы вынесет. Одно утешение, внук хороший вырос! Бизнесменом стал.

Владя со стуком поставила на скатерть красную кружку.

— Вы о ком говорите? — с изумлением спросила она.

Дед отложил газету и уставился на меня.

— У Нины был сын. Или дочь, я точно не знаю. Ребенок стал дипломатом, работал в Анголе, там погиб, а его сын, Паша, вернулся к бабушке. Внук в школу ходил, у Нины сгорел шикарный трехэтажный дом, пришлось ей переехать в сарай.

Владя засмеялась.

— Кто же такой сериал придумал, от кого новости?

— От Паши Брыкина, — с невинным видом заявила я. — Понимаете, он наш начальник, генеральный директор, скоро будем праздновать годовщину основания фирмы, вот мы с коллегами и решили сделать Павлу сюрприз — фотоальбом о родной деревне Гоптево и жизни его бабушки Нины. Честно говоря, мы думали, Косая — это фамилия, а не прозвище.

Дед закашлялся, отложил лупу в сторону.

— Хочешь правду расскажу?

— Папа, — укоризненно перебила отца Владя, — не надо.

— Не твое дело! — фыркнул старик. — Пашка пришлый, он сюда с неба свалился и внуком Нинки назвался. Только он ей никто, это так же верно, как то, что меня Степаном Митричем зовут.

— Отец! — попыталась остановить его дочь.

— А нечего брехать! Дом у ней сгорел… Вот уж враки! — распалился Степан Дмитриевич.

— Не было никакого дома? — подначила я деда.

— Тю! — махнул рукой Митрич. — Можешь к оврагу сходить и полюбоваться на постройку. Мало она с тех пор переменилась — два окна, дверь и крыша до земли свисла. Да еще стоит в красивом месте: сзади овражина, куда вся деревня еще со Второй мировой войны мусор таскает, спереди речка, от нее сырость, комары и шум. Там мостки сделали, бабы белье полощут, дети в воду сигают. Сколько раз Нинка из окна орала: «Уйдите вон, отдыхать хочу, это мой причал, на моем берегу». Да народ плевать хотел на ее вопли.

— Трехэтажный каменный особняк не горел? — тупо спросила я.

— В Гоптеве самое большое здание школа, вот она из кирпича, — пояснила Владя, — остальные дома — деревянные избы. Народ тут бедный, мало зарабатывает, ничего шикарного не имеет.

— И родственников-дипломатов у Косой не было?

Митрич хлопнул себя по бокам.

— Нинка еще бы сестрой Брежнева назвалась или Валентиной Терешковой!

— Но внук-то был, — напомнила я, — жил у нее Павел Брыкин.

— Пашка-то? — прищурился дед. — Был такой жук навозный.