Шопоголик и сестра
Шрифт:
После трех доз сильного обезболивающего мне вроде полегчало. Зато напала болтливость.
— Я же знала, что мы сестры, — поминутно повторяю я, пока Джесс заклеивает мне пластырем колено. — Знала с самого начала! Наверное, я экстрасенс. Даже в горах я почувствовала, что ты где-то рядом.
— М-м-м… — бормочет Джесс, закатывая глаза.
— И знаешь, я скоро буду похожа на тебя даже внешне. Я уже думала, не подстричься ли мне. А что, мне бы пошло. Я даже
— Бекки, — перебивает Джесс, — нам вовсе незачем быть абсолютно одинаковыми.
— Что? — теряюсь я. — Ты о чем?
— Даже если мы сестры, — объясняет она, садясь на корточки, — это еще не значит, что мы должны носить одинаковые стрижки. Или коллекционировать минералы.
— Или питаться картошкой, — не сдержавшись, добавляю я.
— Вот именно, — соглашается Джесс, достает еще одну упаковку пластыря и вскрывает ее. — Или сходить с ума по дорогущей дизайнерской помаде, которая через три недели выйдет из моды.
У нее слегка подрагивают губы. От неожиданности я открываю рот. Она что, дразнит меня?
— Пожалуй, ты права, — как ни в чем не бывало соглашаюсь я. — Даже если у нас общие гены, это еще не значит, что мы обе обязаны делать нудную зарядку с бутылками вместо гантелей.
— Правильно. Или… скупать дурацкие журналы, в которых ничего нет, кроме идиотской рекламы.
— Или пить кофе из кошмарного старого термоса.
— Или хлебать разбавленный капуччино по жутким ценам.
Грохочет гром, и мы обе вздрагиваем. Дождь изо всех сил лупит по палатке, будто барабанными палочками. Джесс прячет остатки пластыря в жестянку.
— Ничего съестного ты, конечно, не прихватила, — говорит она.
— Вообще-то нет…
— Моих запасов хватит ненадолго. — Она хмурится. — А мы можем проторчать здесь несколько часов. Даже если гроза скоро кончится.
— А ты умеешь искать какие-нибудь съедобные корешки или ягоды? — с надеждой спрашиваю я.
Джесс останавливает меня взглядом.
— Бекки, я тебе не Тарзан. — Она подтягивает колени к груди и обхватывает их руками. — Будем просто сидеть и ждать.
— У тебя с собой нет мобильника? — удивляюсь я.
— У меня его вообще нет. Он мне не нужен.
— Ну да, не каждый же день за тобой увязывается идиотка-сестра.
— Да, не каждый. — Она ерзает и протягивает руку куда-то за спину. — Кстати, я тут собрала твое имущество. Рассыпалось в полете.
— Спасибо.
Я принимаю из рук Джесс целую пригоршню своих вещичек. Лак для волос в мини-флаконе. Маникюрный набор. Пудреницу.
— А вот сумку так и не нашла, — добавляет Джесс. — Ума не приложу, куда она девалась.
Сейчас у меня будет разрыв сердца.
Моя «ангельская сумочка».
Сумочка как у кинозвезды, за две тысячи евро. Сумка, о которой мечтает
И это сокровище пропало. Потерялось на горе в забытом богом углу.
— Ну и ладно, — я принужденно улыбаюсь, — бывает.
Непослушными ноющими пальцами открываю пудреницу — о чудо, от удара зеркало совсем не пострадало. Опасливо разглядываю себя и ужасаюсь. Я похожа на потрепанное огородное пугало. Волосы торчат в разные стороны, на щеках по ссадине, а на лбу гигантская шишка.
— Что будем делать дальше? — спрашиваю я, захлопнув пудреницу.
— Сидеть здесь и ждать, когда кончится гроза.
— А до тех пор? Пока торчим в палатке? Целую минуту Джесс бесстрастно смотрит на меня.
— Можем посмотреть «Когда Гарри встретил Салли» и погрызть попкорна.
Меня разбирает смех. Оказывается, у Джесс все-таки есть чувство юмора. В глубине души.
— Хочешь, сделаю тебе маникюр? — предлагаю я. — У меня все с собой.
— Маникюр? Мне? — эхом повторяет Джесс. — Бекки, мы же в горах.
— Правильно! В том-то и соль! Вот этот суперстойкий лак выдержит любые условия. Смотри! — Я показываю ей флакончик с лаком. — Видишь? Модель лезет на гору.
— Невероятно, — вздыхает Джесс, берет у меня флакон и изучает этикетку. — И народ на это клюет?
— Да ладно тебе! Чем нам еще заняться? — Делаю паузу и невинным тоном добавляю: — У нас же нет с собой ничего интересного. Ни счетов, ни банковских выписок.
У Джесс блестят глаза.
— Ладно, твоя взяла, — соглашается она. — Делай свой маникюр.
Над палаткой бушует гроза, а мы красим друг другу ногти ярко-розовым мерцающим лаком.
— Потрясающе! — восхищаюсь я, когда Джесс заканчивает обрабатывать мою левую руку. — Ты прирожденная маникюрша!
— Спасибо, — сухо отзывается она. — Что бы я без тебя делала.
Помахиваю рукой, чтобы просушить лак у фонаря, потом снова достаю пудреницу и любуюсь своим отражением.
— Теперь тебе надо научиться задумчиво подносить палец к губам, — объясняю я и показываю, как это делается. — Ну, как будто хочешь обратить внимание на новое колечко или браслетик. Пусть все видят.
Я протягиваю Джесс зеркало, но она отворачивается и снова замыкается в себе.
— Нет, спасибо.
Я убираю пудреницу и погружаюсь в раздумья. Спросить бы у Джесс, почему она ненавидит зеркала. Но как-нибудь поделикатнее.
— Джесс… — начинаю я.
— Что?
— Почему ты ненавидишь зеркала? Тишина, только воет ветер.
— Сама не знаю, — наконец отвечает она. — Но в детстве, когда я смотрелась в зеркало, папа бранил меня за тщеславие.
— За тщеславие? — От удивления я широко раскрываю глаза. — И что, так каждый раз?