Шорохи
Шрифт:
Хлопнула пробка. Юджин прекрасно справился со своей задачей: пролил всего несколько капель.
– Какая же ты пессимистка, – упрекнул Уолли.
– Реалистка, – поправила она.
– Любая другая на твоем месте запищала бы: «Ах, шампанское! Что мы празднуем?» Но только не Хилари Томас.
Юджин плеснул ему на пробу шампанского. Уолли пригубил и одобрительно кивнул.
– Празднуем? – переспросила Хилари. Такая возможность не приходила ей в голову. Она вдруг почувствовала слабость.
– Вот именно, празднуем, – подтвердил Уолли.
Юджин торжественно,
По-видимому, и Уолли не возражал против того, чтобы приятная новость как можно скорее стала достоянием гласности. Ухмыльнувшись, как Кэрри Грант, он слегка наклонился к Хилари и произнес:
– Договор с «Уорнер Бразерс» у нас в кармане.
Хилари моргнула, открыла рот и не нашла что сказать.
– Не может быть.
– Может.
– Это так просто не делается.
– Говорю тебе, договор у нас в кармане.
– Они не дадут мне ставить.
– Дадут.
– Тогда не позволят участвовать при окончательном монтаже картины.
– Позволят.
– О господи!
Хилари потеряла дар речи. Юджин поспешил поздравить их и смыться. Уолли рассмеялся и чуточку укоризненно покачал головой.
– Могла бы сыграть и получше. Сейчас все станут спрашивать Юджина, что мы отмечаем, а он будет удовлетворять всеобщее любопытство. Я предпочел бы, чтобы люди думали, что ты была абсолютно уверена в успехе. Плавая среди акул, нельзя показывать сомнения, а тем более страха.
– Ты не шутишь? Мы действительно добились, чего хотели?
– У меня есть тост. За мою самую очаровательную клиентку, с надеждой на то, что она когда-нибудь поймет, что далеко не все яблоки – червивые.
Они чокнулись. Хилари все еще мучили сомнения.
– Наверное, студия выдвинет какие-нибудь условия. Урежут финансирование. Откажут в процентах с прибыли. Что-нибудь в этом роде.
– Прекрати искать ржавые гвозди в супе!
– Мы же не едим суп.
– Очень остроумно! Я пью шампанское.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Хилари устремила задумчивый взгляд на пузырьки в бокале. У нее было такое чувство, словно из глубины ее души тоже поднимаются искристые пузырьки радости. Но какая-то часть ее существа продолжала играть роль пробки, сдерживая радость: так безопаснее. Нельзя искушать судьбу.
– Я не могу понять, – признался Уолли. – У тебя такой вид, будто сделка не состоялась. Ты хорошо расслышала, что я сказал?
Хилари улыбнулась.
– Извини. Просто… я с детских лет привыкла жить ожиданием худшего. По крайней мере, убережешься от разочарований. Если живешь с безнадежными алкоголиками, ничего другого не остается.
В глазах ее агента светилась доброта.
– Твои родители умерли. Оба. Давным-давно. Они тебе больше не угрожают. Никто не может ничего тебе сделать.
– Последние двенадцать лет я только и делаю, что убеждаю себя в этом.
– Когда-нибудь обращалась к психоаналитику?
– Два года подряд.
– Не помогло?
– Практически нет.
– Может,
– Не в этом дело, – возразила Хилари. – Теория Фрейда имеет один недостаток. Психоаналитики убеждены, что стоит только нащупать в детских годах пациента нанесенную ему душевную травму, как он тотчас исцелится. Главное – подобрать ключ, а открыть дверь уже не составит труда. На самом деле все не так просто.
– Нужно хотеть исцелиться, – подсказал Уолли.
– И этого недостаточно.
Уолли вертел в холеной руке бокал шампанского.
– Если тебе нужно выговориться, я всегда к твоим услугам.
– Я уже столько лет плачусь тебе в жилетку.
– Ерунда. Ты почти ничего не рассказывала. Так, голые факты.
– Это не так уж интересно, – вздохнула Хилари.
– Уверяю тебя, ничего подобного! Семейная драма, рубцы на сердце, сумасшествие, убийство и самоубийство, бедная невинная крошка меж двух огней – ты, как сценаристка, знаешь: такое никогда не приедается.
Хилари жалко улыбнулась.
– Я должна сама во всем разобраться.
– Свежий взгляд со стороны никогда не помешает. Опять же – возможность излить душу…
– Я изливала ее и перед психиатром, и перед тобой…
– Неужели совсем не помогло?
– Помогло, насколько это было возможно. Дальше я должна сама встать лицом к лицу с прошлым, без посторонней помощи. – Прядь черных волос упала ей на лицо, закрыв один глаз; Хилари нетерпеливо откинула ее за ухо. – Рано или поздно я смогу жить с высоко поднятой головой. Это вопрос времени.
Про себя она подумала: «А сама-то я в это верю?»
Уолли с минуту смотрел на нее. Потом он заговорил:
– Ну что ж. Наверное, тебе виднее. В любом случае стоит выпить. – Он поднял свой бокал. – Ну-ка, напусти на себя веселый, самоуверенный вид – пусть все эти важные господа завидуют и рвутся работать с тобой!
Хилари безумно хотелось откинуться на спинку кресла, пить шампанское «Дом Периньон», и пусть ее захлестнут волны радости! Но ей никак не удавалось полностью расслабиться. У нее было такое чувство, как будто где-то там, в темноте, притаилось что-то страшное. В свое время родители запихнули ее, совсем крошку, в тесную коробочку страха, захлопнули крышку и заперли снаружи. С тех пор она взирает на мир из этого гроба. Эрл с Эммой довели ее до тихого, но устойчивого помешательства, параноидальной шизофрении, сводящей на нет все светлое в ее жизни.
Она едва не задохнулась от ненависти к отцу с матерью. Многие годы и многие мили отделяли ее от чикагского ада, но она все еще ощущала себя его пленницей.
– Что с тобой? – мягко спросил Уолли.
– Ничего. Я в полном порядке.
– Ты очень бледна.
Хилари сделала над собой усилие, чтобы загнать страх в тайники памяти. Потом потрепала Уолли по щеке и нежно поцеловала.
– Прости. Иногда я действительно становлюсь невыносимой. Вон, даже не удосужилась поблагодарить тебя. Уолли, я счастлива, что мы заключили этот договор! Правда! Ты самый лучший агент на свете!