Схождение в ад (сборник)
Шрифт:
Существо в сутане бесстрастно шествовало мимо распростертых вокруг него тел, и вдруг, обернувшись к Ричарду, вопросило его со зловещей ухмылочкой:
— Ну и где же, по–твоему, ты находишься?
— Туле, — произнес тот коротко.
— Ах, Туле–е! — произнесло существо нараспев. — Нет, дружок. То, что ты называешь Туле, — часть небесной страны, и она — далеко. Твои неискушенные хозяева отправили тебя в другую дверь, ошибшись адресом… Они выдали желаемое за действительное, не ведая простейшей географии мироздания, они нарушили законы, воспрещающие смертным переходить границы миров, и теперь можешь поздравить себя: ты очутился в аду, несмышленыш… Впрочем, — добавил глубокомысленно, небрежно
По каменной лестнице они поднялись в одну из башен, оказавшись в просторном помещении, где вдоль стены стояли лавки из обтесанных плит, а в овальной бойнице окна виднелись скалистые холмы, однообразно тянувшиеся за горизонт.
— Как мне вас называть? — спросил Ричард провожатого.
— Эрдан, — откликнулся тот. — Я — надсматривающий за каменщиками…
— А кто они?
— Они? Умершие. С Энрофа. Так у нас называется мир, откуда ты незаконно явился сюда.
— Но ведь путь был проложен…
— Да. Но именно теми, кого груз кармы принуждал к заточению здесь. Однако это не главная ошибка твоего наставника. Он почему–то решил, что существует какой–то отдельный, замкнутый сам в себе мир, где существует синклит арийского духа… В каком–то смысле он прав. Разве что синклиты атлантов и германцев — абсолютно раздельны, и имеют свои ипостаси и в мирах Творца, и в мирах Великого Демона. То есть, он не определился, к кому именно аппелировать и заслал тебя, в общем–то, наобум. И ты попал к каменщикам… В избранное, хочу сказать тебе, общество. Здесь искупают свою вину те, кого венчали когда–то и королевские короны, кто властвовал, миловал и казнил, вел войны и заключал мир… И есть тут, кстати, бывшие вожди твоего наставника…
— И они здесь навечно?
— Отнюдь. Некоторые претерпевают трансформу и — уходят в Свет, к Тирану, другие склоняются к нам… И тогда мы освобождаем их от мук, и даем даже возможность инкарнации и миссии в том же Энрофе…
— Под «Тираном» подразумевается Бог? — спросил Ричард.
— Таков он для нас, — ответил служитель Ада безучастно.
— Ну, а что будет со мной? Я остаюсь тут? Я возвращаюсь к Магистру? И, если возвращаюсь — то с чем?
— Тут ты не задержишься, ибо не имеешь на то ни права, ни возможности, — сказал Эрдан. — Под грузом кармы в посмертии каждый погружается в положенный ему круг. Однако о возвращении не могу сказать тебе ничего. Ты нарушил устои; твое оправдание в том, что ты сделал такое, подчинившись чужой воле, однако судьба твоя — в руках моих повелителей, и вскоре они будут здесь… Они уже здесь, — поправился он, и вдруг бесшумно повернулась в стене каменная плита, являвшая неприметную дверь, и взору Ричарда открылся огромный пустой зал с мраморным столом, и сидели за столом трое великанов в черных атласных рясах с одинаково бледными и зловещими лицами ; с мертвыми невидящими глазами, в которых застыл мрак бездны…
Эрдан, склонив голову, шагнул к ним в проем двери, и плита послушно сомкнулась за его спиной.
Ричард остался в одиночестве.
Он сидел, вперившись взором в фиолетовый просвет окна и не думал ни о чем, ибо просто не мог ни о чем–либо думать…
Небо начинало чернеть, видимо, и здесь был день и была ночь, и ночь наступила: внезапная, без сумерек, она обрушилась на скалистый инфернальный мир густой чернотой неба с ярчайшими, неведомыми Ричарду хороводами звезд, обступившими три луны, что разбросанными серебряными шарами повисли над ущельями и долинами Ада…
Дверь вновь раскрылась и — появился Эрдан.
— Ну, что, подкидыш, — сказал он с высокомерной ухмылкой. — Ты доставил немало хлопот… Однако — мы вернем тебя. И позаботится о твоем возвращении Сам…
— Это так сложно? — спросил Ричард.
— Да. Порою вернуться обратно намного сложнее, нежели куда–то придти… Но прежде, чем мы расстанемся, я отвечу на твои невысказанные вопросы. Запомни: есть много миров за границами добра и зла. И твоя земля — частица того общего, что составляют миры эти в своем противостоянии, зачастую — и во внутреннем. Ты еще не определился, на чьей стороне. Советую с этим поспешить. Чем раньше — тем лучше. Ибо выбор — необходимость для каждого. Что еще? Тебе предстоит нелегкая и необычная жизнь. И мы… да, мы внимательно понаблюдаем за развитием ее, обещаю. Далее. Уясни: ты можешь быть творцом судьбы и событий только в своем Энрофе, то бишь, на Земле, а не являться сюда в гордыне с планами какихто переустройств… Порою, впрочем, с занятными планами. Хотя…Твой Магистр просил неуязвимого тела? Глупец! Оно может быть дано лишь Зверю. Он просил бессмертие? А бессмертия нет! Ни для него, ни для тебя, и даже — ни для меня! Как нет и смерти! Есть вечная череда трансформ. И здесь, и там, и повсюду. И — неотвратимость расплаты.
Они сидели в размытом свете трех лун, лившемся в бойницу башни, и вдруг легкий ледяной воздух повеял из нее, коснувшись их лиц, и Эрдан вздрогнул, сузив глаза и, пристав со скамьи. Сказал:
— Вот и он… Пошли.
Они спустились на безлюдную площадь, озаренную космосом Ада, и Ричард услышал в сознании:
— Встань на колени. И — не смотри на него. Только не смотри на него, подкидыш!
Страшная, всепоглощающая тень скользнула над миром, и даже камень сжался в первозданном ужасе перед властелином мертвого огня и бездонных лиловых бездн; Ричард почувствовал чудовищную, вселенскую мощь темных крыл, чьим дуновением, как ураганом подхватило его — сжавшегося в комок посередине булыжной пустоши человечка, пушинкой отброшенного во мрак летящего навстречу пространства…
Оглушенный, он очнулся в снегу, на площадке возле «орлиного гнезда», а, вернее, возле дымящихся бесформенных руин бывшей горной цитадели.
Занимался тусклый рассвет. Сквозь языки утихающей метели, гулявшей по склонам, различались редкие огни, горевшие в отеле, расположенном в долине.
Некоторое время он блуждал среди обломков кирпича, черепицы, мебели и стекла, натыкаясь на обезображенные трупы «рыцарей» и прислуги. Увидев раздавленную бетонным перекрытием голову Краузе и его смятый, с обломанным рогом шлем, валявшийся неподалеку, еле совладал с подступившим приступом рвоты.
Из разбитого шкафа с оторванной дверцей, что когда–то стоял в спальне, он вытащил свою одежду и, сбросив балахон, дрожа под порывами пронизывающего жгучего ветра, облачился в костюм и в пальто.
Во внутреннем кармане пиджака нащупал свой бумажник с документами и кредитными карточками.
Еще раз прошелся в развалинах, пока, наконец, неподалеку от мертвого ламы, не увидел лежавшую навзничь Глорию.
Стер пальцами припорошивший ее лицо снег… Длинная рваная рана тянулась от лба ее к темени. Короста замерзшей крови залепила глазницу и волосы.
Ему захотелось завыть. В голос. Как умирающему в зимних горах волку. За что?! Неужели ему вовсе не суждено счастья?!
Она лежала в снегу, как красивая сломанная кукла, а он стоял над ней и беззвучно рыдал, не зная, кого винить и кого проклинать… Судьбу? Себя? Краузе? Карму?..
Среди покореженных от взрыва, видимо, газохранилища, машин, он обнаружил единственный уцелевший «линкольн» с треснувшим лобовым стеклом и, взломав рулевую колонку, накоротко соединил провода, пустив двигатель. После, лавируя между завалами кирпича, вывел машину на заснеженную дорогу.