Шпагу князю Оболенскому! (сборник)
Шрифт:
— Давно?
— Не очень. Мне кажется, у них был какой-то тяжелый разговор. По-моему, относительно ее предстоящего замужества.
— Имеется в виду профессор Пахомов?
— Извините, но я не считаю себя вправе говорить на эту тему. Это слишком близко к сплетне. — Немножко смягчила свой отказ: — Я мало что знаю об этом и у Павлика никогда не спрашивала, но чувствую, что обстановка дома в последнее время какая-то неспокойная, тревожная. Беда какая-то надвигается, а сделать ничего нельзя. И хуже всех приходится Павлику. Я пыталась помочь ему. Знаете, у него очень много приятелей и знакомых, но совсем
— А конкретно?
— Да стоит ли? Это ведь только мои предположения.
— Поймите меня правильно, Лена. Вовсе не праздное любопытство заставляет меня быть назойливым.
Она вздохнула. Чем больше я говорил с ней, тем больше она мне нравилась. Про таких, как Лена, часто говорят: "Уютная, домашняя женщина". Но я увидел в ней и другое: мужество, спокойную уверенность в себе. Такие женщины бывают очень надежными друзьями, гораздо надежнее многих мужчин. На ее глазах хотелось делать что-нибудь хорошее, чтобы она похвалила или радостно засмеялась. Дурак Пашка.
— Ну, хорошо… Недавно у меня был день рождения. Павлик приготовил мне какой-то необыкновенный подарок и, конечно, не утерпел, проговорился. Нет, он не сказал, что именно, но все время таинственно намекал, что такого я еще никогда не получала и не получу…
— И что же это оказалось? — Мне не удалось скрыть тревоги в голосе. И Лена это почувствовала.
— Я так и не узнала. Он пришел в тот вечер весь в слезах… И в крови… Кто-то очень жестоко и умело избил его… И отобрал подарок… Как большой хулиган у маленького мальчишки. А незадолго до этого, не знаю, почему говорю вам это, Павлик здесь, конечно же, не виноват, свекровь жаловалась, что у нее пропали запонки покойного мужа. С какими-то красными камешками. Не очень ценные, но дорогие ей как память.
— Скажите, Лена, а кража у профессора? Мишка уже появился тогда в вашем доме?
— Нет. — Она подумала. — Нет. После этого. Сразу после этого.
Я встал, время уже позднее.
— Спасибо вам, Лена, за важные сведения. Вы не будете в обиде, если я еще раз навещу вас?
— А если я скажу нет? Тогда вы не придете, конечно? Не беспокойтесь, я все понимаю. Заходите. Лучше вечером.
Сейчас бы сесть да хорошенько, не торопясь, подумать. Но времени для этого не было. Надо было набирать побольше фактов, а уж потом тасовать их и раскладывать, чтобы получилась ясная картина во времени и пространстве. Несомненно, что мы вышли на какую-то "кладбищенскую" группу. Даже если она и имела отношение к пропаже шпаги, деятельность ее много раз была более серьезной. Шпага, по-видимому, просто эпизод, проходной номер в представлении. Сейчас, как никогда, нужна осторожность. Контакт с группой необходим, но очень безобидный, не затрагивающий ее основных интересов, главного круга деятельности. Кое-какие соображения у меня появились, но прежде надо
Когда я вернулся в райотдел, мне сообщили, что меня ждет какой-то "полупьяный". У моей комнаты действительно сидел Мишка и плевал на пол. Я попросил нашу уборщицу принести мокрую тряпку. Мишка сделал все, что положено.
— Заходите, гражданин Полупанов, — сказал я. — Почему вы не явились в назначенное вам время?
Он сел, положил руки на колени и принялся их гладить, будто хотел привести в порядок свои брюки, которые нуждались в этом, судя по всему, со дня покупки.
— Занят был. На работе. Я — трудящий человек.
Вошел Яков и сел на подоконник.
— Это обязательно? — хмуро кивнул в его сторону Мишка.
— Это нам решать, хорошо?
— Да уж конечно… Ваша сила.
— Вот именно. Так, первый вопрос — зачем вы заходили вчера к Всеволожским?
— Говорил уже: Пашку проведать.
— Вы его друг?
— Знакомый. Какая у нас дружба?
— Когда вы его видели в последний раз?
— Не помню. Давно.
— Почему же давно? Ведь вы работаете вместе?
— Ну? Из Пашки какой работник?
Я не мог оторвать взгляда от его рук, переглянулся с Яковом. Мишка это заметил и снял руки с колен, попытался засунуть их в карманы брюк.
— Руки на стол! — вдруг гаркнул Яков.
Мишка вздрогнул и положил руки на стол — ладонями вверх. Яков схватил его правую руку и повернул: костяшки пальцев припухшие, суставы в ссадинах, уже заживших, но недавних.
— Кого же это ты так бил, не жалея собственных костей?
— Не бил — оборонялся. Кого — не помню и не знаю. По пьянке какой-то урка навалился.
— Яков, побудь здесь. — Я вышел в соседнюю комнату и позвонил Павлику.
Он снял трубку сразу, будто сидел у телефона и ждал звонка, не моего, естественно.
— А, князь… — разочарованно приветствовал он меня. — Я нынче никого не принимаю — мигрень и подагра. А дворецкий запил, некому к телефону подойти…
— Паша, ты заявлял в милицию, что тебя избили?
— А меня никто…
— Хватит, Павел, не дури! Пиши заявление. Продиктовать? И ко мне, сейчас же.
— Нет, Сергей Дмитриевич, не буду.
— Ты что?
Он долго молчал.
— Нет, не буду. Там, знаешь, люди какие страшные. Еще хуже будет. И тебе не советую с ними связываться…
— Паша, — я еще надеялся пристыдить его, — ты же сам просил за тебя заступиться! А теперь — в кусты?
Он не ответил и положил трубку. Я снова позвонил — бесполезно — и вернулся в кабинет.
Яков встал из-за стола:
— Продолжай, Сергей, а то уж он совсем заврался, даже противно. Оказывается, из колонии совершили побег двенадцать рецидивистов и все навалились на него. Он их раскидал, и они разбежались.
— Ну и хватит, — сказал я, — этого пока вполне достаточно. Будет заявление потерпевшего, примем меры. Будь здоров, Миша.
Мишка забрал свое удостоверение и вышел ошарашенный. Он не рассчитывал так легко отделаться.
— Он — Пашку? — спросил Яков.
— Пашка молчит, боится. И не столько Мишку. Надо всерьез этой компанией заняться. Думаю, дядя Степа работает там же.
— Зря ты его отпустил.
— А что делать? Прижать-то его пока нечем. Я хочу с другой стороны подобраться к ним.