Шпион божьей милостью, или Евангелие от ФСБ
Шрифт:
Начальник ФСБ Грудятин остался в кабинете один. Со стены на него насмешливо щурился Феликс Дзержинский. Грудятин ощутил смятение и неловкость и, чтобы справиться с охватившими его чувствами, показал портрету язык.
В кабинет робко заглянула секретарша.
– Владимир Ефремович, - доложила она.
– В душевой кран течет.
– Да-а?
– приятно удивился Грудятин.
Открыв служебный сейф, он достал из него набор инструментов.
– А ну покажите мне этот кран, - попросил он и доверительно сообщил секретаршею -
22
Полковник Санютин выбежал из изумрудно-бирюзового Средиземного моря, спортивно пробежался, стараясь не обращать внимания на полногрудых и длинноногих красоток в бикини, и вытянулся рядом с супругой на горячем песке.
На полковнике были японские плавки с игривым изображением морды грозного тигра. Супруга не раз отмечала, что в этих плавках Санютин был бы похож на настоящего мужчину, не будь морда у тигра такой плоской. Глаза полковника прикрывали модные солнцезащитные очки, и никто бы никогда не догадался, что на европейском пляже беспечно загорает русский разведчик, если бы на левом бицепсе полковника не были изображены карта, бутылка и голая женщина, снабженные лаконичной надписью на русском языке "Вот что нас губит!".
Связной опознал полковника по этой татуировке.
В строгом черном костюме, в накрахмаленной рубашке и в китайском галстуке, он присел рядом с Санютиным. Вид связника особого опасения не вызывал. На каждом пляже можно найти хоть одного строго и даже чопорно одетого человека, поэтому лучшей маскировки для курьера трудно было придумать.
– Кажется, шторм начинается, - внятно произнес связник обусловленную фразу по-французски.
Соседи изумленно посмотрели на него и уставились на спокойное море.
– Жаль, что Айвазовский умер, - по-французски отозвался Санютин.
– Он бы его отобразил!
Связной, не обращая внимания на еще более изумленные взгляды окружающих, поставил на песок портфель.
– Здесь документы и билет до Афин, - сказал он.
– В день прилета у входа в Акрополь вас будет ждать мужчина с пластинкой Муслима Магомаева в руке. Он спросит: "Вы любите оперу?" Вы должны ответить: "Нет, я тащусь от эстрады". От этого человека вы получите все необходимые для следующего задания инструкции.
– Что случилось?
– Полковник беспокойно сел.
Человека в черном костюме поблизости не было. Отдыхавшие по соседству иностранцы подозрительно смотрели на Санютина, негромко переговариваясь.
– Русский мафиозо...
– услышал Санютин.
– Апаш!
Супруга медленно повернула к Санютину округлое, но еще не утратившее привлекательности лицо:
– Что случилось, мышонок?
– Я уезжаю, - сказал полковник.
– Прямо сейчас.
– Далеко?
– В Грецию. Ты, Анюта, отдыхай. Я быстро обернусь. Жена снова лениво подставила лицо жаркому южному солнцу.
– Оливкового масла купи, - сказала она, не глядя
– В Греции оливковое масло дешевое.
23
Свистнула стрела и на излете по плавной дуге полетела вниз. Пегас шарахнулся, молотя крыльями холодный вязкий воздух, и потянул за реку, выбрасывающую вверх багровые языки пламени.
– Не достанут!
– уверенно сказал полковник Двигун.
– Теперь бы еще сесть где надо!
Длиннорыл вдруг заорал, отмахиваясь от кого-то лапой. Полковник глянул через плечо демона и увидел безобразную гарпию, которая пыталась впиться в нижнюю лапу демона чуть выше копыта.
– По морде ее! По морде!
– Полковник пытался исполнить пожелание лично и едва не свалился с широкой спины Пегаса.
Чуть ниже крылатого коня кружилась стая жутких созданий, яростно ругающихся по-гречески. Снизу за воздушной схваткой наблюдали Тифон и Цербер. Эти своего никогда бы не упустили, и полковник понял, что рисковать не стоит.
Гарпии снова пошли в атаку.
Полковник сорвал с себя кожаный передник и принялся отмахиваться им от крылатых монстров. При этом он грозно бодал воздух.
– Кыш!
– рычал он.
– Кыш, твари пернатые!
Демон Длиннорыл удачно врезал копытом в старушечий подбородок одной из гарпий, и та, беспорядочно разбросав черные крылья, словно сбитый самолет, пошла вниз. Товарки кинулись спасать ее, на время оставив косматых всадников в покое.
– Ладья!
– заорал Длиннорыл в острое ухо товарища.
– Ладья, Смоляк! Вниз надо!
Полковник склонился к трепетному уху скакуна.
– Вниз, милый, вниз!
– принялся умолять он держащегося в воздухе Пегаса.
– Нам вниз надо! Вниз, дорогой!
Пегас не обращал внимания на его мольбы. "Стихами надо!
– обожгла сознание полковника внезапная догадка.
– Он же с поэтами постоянно якшается, привык к стихотворному изложению мысли!"
Ничего подходящего, однако, не приходило. Одни глупости вроде "Наша Таня громко плачет...".
Вот черт! Полковник оскалился, до смерти напугав решившуюся на атаку одинокую гарпию. Стихи! Давай! Давай, Сережа! Стихи!
И вдохновение отчаяния-лородило следующие строки:
Пади, как лист осенний винограда,
на древний луг близ медленной реки.
Пегас! Родимый! Мне к Харону надо!
Поля мне асфоделевы горьки...
Конь величаво взмахивал огромными крыльями, не обращая внимания на творческие потуги наездника. Полковник застонал. Гарпии пошли в очередную атаку.
Отчаяние подстегивало не только воображение, но и память. "Гекзаметр! осенило вдруг полковника, который в жизни ничего, кроме Юлиана Семенова и служебных приказов, не читал.
– Греки-то в основном гекзаметр использовали!" Сергей Степанович догадывался, что это озарение, возможно, пришло свыше. Но времени на изъявления благодарности Всевышнему не оставалось.