Шпион для Германии
Шрифт:
Я более не заключенный, так что можно не вставать: свободные люди в такую рань еще лежат в постели. Когда поднялся, попытался завязать галстук, но ничего не вышло. Пошел на завтрак с расстегнутым воротом рубашки. Вчерашняя дама ожидала меня. Красный цвет был, видимо, ее излюбленным.
На этот раз на ней было шерстяное платье. Как только я приблизился к ней, она протянула мне руку.
— Я вчера еще не знала, кто вы такой, — произнесла она. — Теперь знаю. Простите меня за глупые вопросы.
—
Я хотел бы рассказать ей откровенно о том, сколь беспомощным еще ощущаю себя, но подходящие слова не приходили мне на ум. Люди вокруг бесцеремонно меня разглядывали: газеты в погоне за сенсацией уже сделали свое дело, познакомив читателя с историей Гимпеля. Пока я находился в заключении, обо мне никто ничего не знал. А теперь — другое дело. У причалов нью-йоркского порта находилось сто пятьдесят американских репортеров. Правда, перехватить меня им не удалось. Тогда в ход пошли телеграммы со всех концов света с предложениями об интервью. У меня не было никакого опыта общения с газетами и издательствами. Мне хотелось покоя.
— Выйдем на палубу? — предложила дама, имени которой я не знал.
— Я не против, — проговорил я.
Я не знаю, осознавала ли она, что для меня значила прогулка с дамой по палубе, возможность разговаривать с ней, ожидать, когда она рассмеется, вдыхать запах ее духов, чувствовать ее рукопожатие.
Утром я посмотрел в зеркало и увидел, что здорово постарел. Седой как лунь, лицо бледное, кожа плотно обтягивала скулы. По свидетельству о рождении мне было сорок пять лет, в зеркале же я видел отражение человека значительно старше.
— Вы мистер Гимпель? — обратился ко мне один из штурманов «Италии». — Сегодня после обеда мы прибываем в английский порт Плимут. Английские газеты осаждают нас просьбами предоставить им возможность получить от вас интервью. Даете ли вы на это свое согласие?
— А это обязательно? — спросил я. В ответ он лишь пожал плечами.
— Хорошо, — сказал я, поняв, что дольше не смогу уклоняться от назойливых репортеров.
…Мы встретились в салоне для курения. На пресс-конференции присутствовали многие служащие «Италии».
В газетных сообщениях потом будет сказано, что я возвращался на этом корабле в Европу. Проезд оплатило американское правительство. Вот и все. О том, что мне было предоставлено место по туристскому классу (самому дешевому), речи, конечно, не будет.
Поскольку в многоместной каюте было очень шумно, я обратился к одному из помощников капитана с просьбой предоставить мне другое место. При этом по въевшейся в меня привычке произнес:
— Нельзя ли перевести меня в другую камеру, сэр? Он улыбнулся:
— Камер у нас нет. Может, сойдет другая каюта? Он пожал мне руку, и мы выпили с ним по рюмке водки.
Что
— Хорошо ли проходило плавание?
— О да, — ответил я.
— Бывали ли вы прежде в Англии?
— Конечно.
— Ваше мнение?
— Прекрасная страна.
— А какое впечатление произвели на вас англичане?
— Очень симпатичные люди.
— Ненавидите ли вы Америку?
— Собственно говоря, нет.
Я решил ничего не говорить, отделываясь общими фразами, тем более что не знал, можно ли уже рассказывать им о своих былых делах или по-прежнему надо молчать. Поэтому даже самые искусные репортеры ничего от меня не добились.
Впрочем, в Плимуте были не только представители английских средств массовой информации, но и какой-то немецкий репортер, прилетевший туда по случаю пресс-конференции. Он начал преследовать меня еще до того, как мы прибыли в Англию. Чуть ли не каждый час меня вызывали в радиорубку для ведения с ним переговоров. И я с ужасом думал о том, что же ожидает меня в Гамбурге.
В заключение пресс-конференции мне были заданы еще некоторые вопросы.
— Доставляло ли вам удовольствие быть шпионом?
— Никоим образом.
— Были ли вы членом нацистской партии?
— Нет.
— Хорошо ли вы знали Гитлера?
В ответ я даже рассмеялся. Вот как себе представляют шпионов эти люди! Я был солдатом, как и другие мои соотечественники, разве только на другом, дьявольском фронте. И я не пошел на него добровольцем. Все мы служили у одного и того же ужасного хозяина — войны.
— Ожидают ли вас родители?
— Нет.
— А жена?
— Тоже нет.
— Куда вы думаете направиться?
— Пока еще не знаю.
— Всего доброго, — пожелали мне наконец репортеры…
До Гамбурга оставалось всего несколько часов хода. Мне хотелось сойти на берег незамеченным. В этом мне помогли помощники капитана. Не остался в стороне от моей затеи и Красный Крест. Немецкой студентке, возвращавшейся домой, был задан вопрос:
— Не согласились бы вы минут десять изображать фрау Гимпель?
По боковым сходням я покинул «Италию» под руку с нею. Необычная супружеская пара никому не бросилась в глаза. Лишь одна фотокорреспондентка успела сделать несколько снимков. Таким образом мне удалось избежать основной головной боли и сесть в машину Красного Креста. На ней я и был доставлен в лагерь для перемещенных лиц во Фридланде.
Я снова на родине. Мне были выданы паспорт возвращенца и некоторая сумма денег. Чтобы я немного пришел в себя, меня на несколько недель направили в дом отдыха в Марксцелле — небольшом местечке в Шварцвальде.