Шпион для Германии
Шрифт:
— Я работаю со многими горнодобывающими компаниями, — пояснил я ему. — Я радиоинженер. Некоторые из них, обладая соответствующими разрешениями, имеют собственные радиопередатчики. Это вы можете легко проверить. В случае каких-либо неисправностей аппаратуру доставляют ко мне. Это, собственно, моя работа, за которую я получаю деньги.
Инспектор продолжал покачивать головой. И мне пришлось повторить еще раз сказанное.
— С какой фирмой вы связывались вчера в три часа?
— Думаю, что это было железорудное общество «Фернандини».
— Так, стало быть, никакой военной информации
— Нет, — заверил я его. — О таких делах я не имею ни малейшего понятия. И в армии я еще не служил.
— Значит, вы не шпион? — решил уточнить инспектор.
— Конечно же нет.
Подойдя ко мне, он радостно улыбнулся и похлопал меня по плечу. Чиновник был явно доволен, что ему не придется больше возиться со мной. Мы выпили еще несколько рюмок «Писко», после чего оба ушли. Этого полицейского инспектора я никогда потом не видел.
На следующее утро после данного происшествия я обратился в англо-американский госпиталь, выдав себя за голландца. Моя надежда, что там не окажется настоящего голландца, оправдалась: везенье есть везенье. Обследовавшему меня врачу я пожаловался на боли в области почек. Он предположил, что это, скорее всего, желчный пузырь.
Меня госпитализировали, предписав соответствующую диету. В палате, кроме меня, было еще пять человек. Мы быстро подружились. Игра в покер оказалась столь интересной, что я совсем было забыл о своем намерении. Младший офицер, которого звали Джонни — фамилию его я забыл, — лежал от меня через койку. Врачи вырезали у него аппендикс и запретили выпивку. Он был общительным парнем и имел хороший аппетит. О своих знакомых девушках он рассказывал с большей охотой, чем о войне. Через три дня я затеял разговор в нужном мне направлении:
— На каком корабле ты плаваешь, Джонни?
— На «Диспече».
— А это что, тральщик, что ли? Он громко рассмеялся:
— Тебя тоже могут взять на флот, парень, и, видимо, довольно скоро, тогда ты станешь разбираться в подобных вещах. Нет, это крейсер. Правда, старая посудина, но с современными пушками.
— А из них хоть раз пришлось стрелять?
— А как же, — ответил он. — Ты что же, думаешь, мы получаем спецпаек за здорово живешь?
. — А ордена вы еще не получали? — раззадоривал я его.
— И это было, — сказал он. — Капитан покидает последним тонущий корабль, зато первым получает орден за успешно проведенную операцию или бой.
— Что же такое вы учинили?
— Захватили «Дортмунд» — немецкий транспорт — и благополучно привели в свой порт.
— Разве такое возможно?
— Порою и такое бывает. Нам удалось подойти к «Дортмунду» на близкое расстояние. Когда мы его остановили, немецкие офицеры приказали открыть кингстоны, чтобы затопить корабль. С правого борта это им удалось, а на левом произошла какая-то заминка. Мы быстро поднялись на борт «Дортмунда», закрыли все вентили и откачали поступившую уже воду из посудины.
Узнав, что мне было нужно, я попросил выписать меня из госпиталя. Стало быть, это не было актом саботажа и англичане не обладают какой-либо новой системой и тем более секретным оружием, чтобы воспрепятствовать затоплению захваченных судов их командами.
О произошедшем я радировал в Чили.
Дни моего пребывания в Лиме были сочтены, но я еще не знал об этом. Война здесь велась в смокинге и с бокалом вина в руке. Мы пили за отечество, устраивали иногда потасовки с англичанами и в общем-то вели себя, как и наши противники. Пять немецких кораблей — «Мюнхен», «Лейпциг», «Хермонт», «Монзерат» и «Ракотис» — не могли выйти в открытое море и стояли у пирсов. Я получил задание продать их по бросовым ценам. После непродолжительных поисков нашел заинтересованных лиц.
Одним из них оказался мистер Текстер.
— Сколько вы хотите получить за них? — спросил он.
— Совсем недорого, — ответил я. — По миллиону долларов за каждый корабль. Всего пять миллионов.
— Согласен, — произнес он. — Мне надо только созвониться со своей компанией в Нью-Йорке.
Через несколько дней он мне позвонил:
— Все в порядке.
— А когда я могу получить деньги?
— После войны, а пока я вручу вам чек.
Продажа, однако, не состоялась. После вступления Америки в войну корабли были конфискованы. А до того команды кораблей вели беспечный образ жизни. Делом чести немецкой колонии в Лиме было создать им соответствующие условия. Так что по вечерам мы посещали с ними один бар за другим. Большинство посетителей вставали и уходили, завидев нас.
В один из вечеров в «Крокодиле» мне повезло. Когда там началась потасовка между англичанами и американцами, я нокаутировал двоих американцев. Один из них был маленький, другой — большого роста. Оба были в военной форме, как говорится, не первой уже свежести. Поводом для драки послужило то, что американцы отозвались нелестно о короле Георге. Подобного рода рукопашные схватки давно уже стали привычным делом и объяснялись исключительно тем, что у посетителей порой сдавали нервы.
Одного из офицеров звали Б. Он был полковником американский армии. Другой представился как майор Г. Они возглавляли американскую военную миссию в Перу. С того времени мы почти ежедневно сиживали вместе в баре, играя в простенькие карточные игры, болтая о том о сем и обсуждая военные вопросы.
— Через четыре недели, — сказал майор Г., когда началась восточная кампания, как обычно называли тогда развязанную Германией войну с СССР, — Россия будет разгромлена.
— А что будет потом? — спросил я.
— Потом наступит очередь англичан.
— А затем?
— А затем вы выиграете вашу проклятую войну, — закончил он этот разговор.
Б. и Г. рассказывали мне интересные подробности о недостаточном оснащении американской армии, о мобилизационных возможностях Соединенных Штатов и производстве современного оружия.
После бурных ночных пирушек я садился за свою аппаратуру и передавал обо всем услышанном без разбора — важное и не совсем, правдивое и ложное.
Наши дружеские отношения сохранились даже после того, как Америка вступила в войну с Германией. Оба американца, однако, оказались не столь глупыми, как я полагал. Они, видимо, что-то заподозрили и решили не спускать с меня глаз. И вот однажды в городе меня прямо на улице остановили двое перуанцев.
— Вы сеньор Гимпель?
— Да, — ответил я. — Что вам угодно?