Шпион его величества
Шрифт:
Поручик сообщал мне, что никаких следов исчезнувшей девушки из заведения пани Василькевич обнаружить пока не удалось, а вот Агата Казимировна со своими питомицами уже обосновалась в Варшаве и даже начала, кажется, сразу процветать. А вот о прелестной Алине – ни гугу: как сквозь землю провалилась, и слава Богу, что так. Надеюсь, что эта чертовка окажется хитрее Шлыкова.
С утра мне прислали, как государь давеча и обещал, балашовских «шпионов». Ими оказались… бедные польские шляхтичи, ни в чем предосудительном совершенно не замешанные и страх как напуганные.
Никаких секретных бумаг (как-то: инструкций, донесений) при них не было и в помине.
Вот вкратце их история: они не имели средств пропитания и ходили по домам просить милостыню.
Поняв, с кем имею дело, я тут же отпустил их на свободу и известил запиской о принятом мною решении графа Барклая-де-Толли. Можно себе представить гнев Балашова, когда он узнает обо всем (а узнает он об этом непременно сегодня же, полагаю, что от губернатора Лавинского, а может, и от самого Александра Павловича).
Потом я стал опять допрашивать Дранженевского и двух его сподручных. Один из них совершенно раскаялся и выразил желание помогать высшей воинской полиции – его я оставил при себе, ввел в штат, положил оклад и отдал в распоряжение полицмейстера Вейса.
А сам поручик Дранженевский и один статский были отправлены в Шлиссельбург, в крепость. Все изъятые у них бумаги через Барклая-де-Толли я представил государю.
Майора Бистрома я послал полицмейстером в Ковно – там обстановка становится все более и более напряженной и даже опасной.
Весьма интересную записку прислал поручик Шлыков: он нашел доказательства связей герцогства Варшавского с виленским купцом Менцелем.
Я тут же приказал полковнику Розену установить наблюдение за домом купца и незамедлительно сообщать мне обо всех, кто бывает там.
В полдень явился ко мне виленский аптекарь, косматобородый, но с чистыми, по-детски ясными глазами. Это Лейба Закс, имеющий тут репутацию большого знатока Каббалы, книги, в коей, говорят, содержится великое множество жидовских тайн (помню что-то только про то, что буквы их жидовского алфавита есть дыхание Бога, сотворившего миры, кажется, так).
Я кое-что слышал об аптекаре от полицмейстера Вейса, но никогда доселе не видывал его. В частности, знал, что он видный представитель виленского кагала, пользующийся тут большим почетом.
Русским Лейба владеет неважно, так что разговаривали мы по-немецки. Разговор, впрочем, был достаточно короток, да, в общем, дело было и не в разговоре, а в том замечательном даре, который преподнес мне сей виленский каббалист.
Закс вытащил из кармана засаленный бумажный пакет, из коего извлек надорванный листок. Я сразу приметил, что там есть какое-то сообщение, набранное типографским способом. Придвинувшись поближе, я вдруг увидел, что сообщение сделано на французском.
А взяв листок в руки, я сообразил, что передо мной обращение Бонапарта к своим солдатам. Начав читать, сразу же обратил внимание, что там речь идет о покорении России и о победе над императором Александром; вообще текст был составлен в высшей степени высокопарно и хвастливо.
«Так-так-так, – пронеслось у меня в голове, – а как же регулярные уверения в мире и дружбе, коими полны послания Бонапарта к нашему государю?..»
У Закса же я спросил: «Вы можете оставить мне это?»
Он тут же в знак согласия мотнул головой и радостно заулыбался. Я хотел заплатить ему, но аптекарь решительнейшим образом отказался. Интересно, что им движет больше – любовь к России или ненависть к полякам?
Как только аптекарь Закс ушел, я тут же бросился со своим приобретением к Барклаю-де-Толли.
Михаил Богданович был доволен сверх меры и сразу же заторопился к государю.
Александр Павлович передал с ним для меня благодарственную записку – ее недавно принес ко мне на квартиру адъютант главнокомандующего.
Когда я вернулся, меня опять ждал аптекарь. «Что еще? – спросил я у него. – Может быть, ты хочешь назад бумагу?»
Лейба отрицательно мотнул головой.
– Что же тогда? – спросил опять я.
– Мой сын готов выполнить любое ваше поручение. Он хочет помогать вам, – тихо, но уверенно промолвил аптекарь.
Такого поворота я никак не ожидал. Пытаясь смазать, скрыть непроизвольно выскочившую улыбку, я обратился к аптекарю Заксу с такими словами:
– Сколько же вы хотите?
Аптекарь отшатнулся при этих словах, а потом прошептал, причем достаточно внятно:
– Мой сын за это ничего не возьмет; слышите – ничего. И ни при каких обстоятельствах.
– Ладно – сказал я. – А польский он знает?
Видно было, что аптекарь просто оскорбился этим вопросом. И в самом деле, он сказал почти возмущенно:
– Мой сын знает много языков.
– Сколько же? – насмешливо спросил я.
– Он читает по-арамейски «Зоар», что означает, к вашему сведению, «книга сияния», «книга блеска» (конечно, сияния божественного), и еще говорит на девяти языках.
– Хорошо, хорошо. Пусть завтра с утра подойдет ко мне – я отправлю его в Варшаву. Будет одно срочное поручение. Выехать придется завтра же.
Старик был вне себя от радости, он явно был счастлив, что потрафил своему сыну, что выполнил просьбу своего ребеночка.
А я мысленно представлял, как во время вечерней прогулки с Барклаем-деТолли буду пересказывать в лицах эту забавную сценку.
Да, кажется, у меня появился новый агент. Посмотрим, какой будет из него толк. Скоро это станет ясно.
Гуляли мы в парке, прошли Замковые ворота, Замковую улицу, дойдя до костела. К нам присоединились дежурный генерал Кикин, полковник Закревский и генерал-интендант Егор Францевич Канкрин.