Шпион, который спас мир. Том 1

Шектер Джеролд

Государство из своих бюрократических побуждений было заинтересовано в снижении напряженности в Москве. ЦРУ же, в свою очередь, считало необходимым идти на риск, чтобы собирать разведданные, исходя из соображений национальной безопасности. Результатом противоречивых целей и стало бездействие Государственного департамента, который избегал сотрудничества с ЦРУ.

Обычно, если между ЦРУ и Госдепартаментом нельзя достичь согласия, президент сам улаживает конфликт между управлениями, основываясь на личном решении о ценности агента и его значимости для национальной безопасности. На этой ранней стадии ЦРУ все еще приходилось доказывать ценность Пеньковского, а Госдепартамент не горел желанием с ним сотрудничать.

В Лэнгли (Вирджиния), штабе ЦРУ, выбрали молодого офицера,

работавшего в советском отделе, который и должен был отправиться в Москву, чтобы установить с Пеньковским связь. Это был холостяк, который служил в Германии, русский знал плохо, но был готов начать операцию. Ему дали кодовое имя «Компас». По словам одного из его коллег, он был лысоватый, маленького роста, около ста шестидесяти пяти сантиметров, с голубыми глазами. А по натуре он был нахальный, самоуверенный, с хорошим чувством юмора. Говорил он быстро «и казался более умным и сообразительным, чем был на самом деле. А еще он грыз ногти»^{24}. «Компас» не был идеальной кандидатурой для этой работы, но поскольку с Пеньковским надо было связаться срочно, то альтернативы не было, ведь для обучения кого-то другого понадобилось бы время, за которое необходимо было создать еще и должность-прикрытие в посольстве^{25}.

Никаких свободных посольских должностей, на которые мог бы претендовать сотрудник ЦРУ, не нашлось из-за того, что не хватало жилья. Государственный департамент старался удерживать все места для сотрудников Министерства иностранных дел, а не ЦРУ, «Чувствовалось, что между государственной службой и ЦРУ ситуация такова: то, что я получаю, ты теряешь, — вспоминал сотрудник ЦРУ, работавший в Москве. — Госдепартамент не хотел отдавать свои рабочие места».

Компромисс состоял в том, чтобы создать для сотрудника ЦРУ должность в младшем административном составе. Только трое — посол Томпсон, шеф московской резидентуры ЦРУ и его заместитель — знали об этом прикрытии. В обязанности «Компаса» входило и дежурство в доме, расположенном на Кропоткинской набережной, 3, у Москвы-реки, где жили холостяки, который назывался «Дом Америки». В «Доме Америки» были комнаты для охранников — морских пехотинцев и других военнослужащих, работающих в посольстве. Здесь же находилось и жилье для неженатых сотрудников Министерства иностранных дел. В «Доме Америки» стоял автомат-проигрыватель с новейшими пластинками, а из Германии трижды в неделю присылали фильмы. Был также и открытый бассейн.

«Компас» прибыл в Москву 4 октября 1960 года. Зима в шестидесятом началась рано, и жизнь «Компаса» была тоскливой. Дождь со снегом превратил улицы города в грязные слякотные потоки. «Компас» устроился в «Доме Америки», в угловой комнате с большим окном, выходившим на цементный завод.

Будучи младшим офицером, он решил, что живет хуже некуда. От одиночества он запил. По-русски говорил очень плохо, обстановка вокруг его угнетала, а иногда даже пугала: зимой в России темнеет рано, «Компас» почти ни с кем не общался, и лишь КГБ следил за ним, когда он ехал в посольство или обратно. У «Компаса» не было своего рабочего кабинета, ему приходилось тайком от руки писать письма и доставлять их своему связному в посольстве для отправки их диппочтой в Вашингтон. Ни в комнате, ни в посольстве у него сейфа не было, поэтому копий своих писем он оставлять не мог.

В первом письме Бьюлику «Компас» доложил, что «наблюдение жесткое. Я не делал никаких проверок, это и так ясно». Он утверждал, что, когда прогуливался вдоль набережной к Кремлю, за ним следили целые группы наблюдателей. Следили и в Кремле, и в храме Василия Блаженного. Позже, когда он возвращался по набережной к «Дому Америки», хвосты КГБ находились на том же месте. Он писал:

«Дойдя до большого обогреваемого бассейна на набережной по дороге к „Дому Америки“, я зашел внутрь и увидел там двух новых наблюдателей, рассчитанных, несомненно, на меня. Это не мое богатое воображение, но среди наблюдавших за мной агентов никогда не было одних и тех же людей.

На обратном пути по набережной к „Дому Америки“ я заметил четырех или

пятерых возможных „друзей“, а один — абсолютно точно (наблюдатель КГБ). Это была девушка лет двадцати пяти, шедшая впереди меня, которая, пройдя немного дальше, по глупости обернулась и дважды подала знак тому, кто находился сзади меня, чтобы тот приостановился. Затем она перешла на другую сторону улицы и пошла под мост, чтобы оттуда проследить, вернулся ли я в „Дом Америки“. Господи, как они держат связь, я не знаю, но местность очень легко просматривается»^{26}.

«Компас» предложил связываться с Пеньковским, кличка которого отныне была «Чок», через тайник на Пушкинской улице, описанный им в первом письме. Поскольку обычно тайник используется всего лишь раз, «Компас» проинструктирует Пеньковского, чтобы тот в оговоренное «Компасом» время перебросил ему материалы через стену высотой в три с половиной метра, окружающую «Дом Америки»:

«Уверен, что у них есть наблюдение из дома через двор, но то место стены, которое мы выбрали для „Чока“, будет слежке незаметно. В кладовые, находящиеся на заднем дворе, у меня есть официальный допуск как в дневное время, так и в вечернее, но на многое рассчитывать, будучи простым сторожем здания, я не могу. У стены с внутренней стороны собачья конура с щенком двух-трех месяцев. Как могу, приручаю его к себе.

Сама стена — более трех с половиной метров и по меньшей мере метров одиннадцать длиной, и переброска свертка на территорию „Дома Америки“ вполне осуществима. Русские, однако, даже перепрыгивали через эту стену, и, если не вдаваться в подробности, все четыре стороны „Дома“ находятся, похоже, под тщательным наблюдением».

В своем несвязном, противоречивом донесении «Компас» предупреждал, что за стеной вокруг «Дома» ведется пристальное наблюдение и что «Чок» (Пеньковский) будет сильно рисковать, если попытается ночью перекинуть сверток во двор. В лучшем случае на подобный контакт можно будет пойти один раз. А для связи в дневное время суток «Чоку» придется придумать свой собственный план. «Компас» заметил, что от цементного завода ходит автобус № 17, что много пешеходов, включая военных, а для связи днем это такое же «дохлое дело», что и ночью. В любом случае «Чоку» придется подождать, пока «Компас» не сообщит, что «хвост отпал», то есть когда ослабнет наблюдение за ним^{27}.

«Передайте, пожалуйста, мои промежуточные инструкции, что ему нужно связываться со мной регулярно, и я вручу ему пустой конверт, который, если не будут даны другие указания, отправляется прямо к вам.

Даже и не думайте идти переулками, как того хочется „Чоку“, ибо оказывается, что на меня — „самый большой спрос в городе“.

„Компас“

Никакая копия не заставит меня удержать это в голове. Охххх!»^{28}

В своих письмах в штаб «Компас» продолжал описывать, как ужасно ему живется, и предлагал всевозможные новые тайники. Предложенный им тайник за англо-американской школой был сначала принят, затем отвергнут. «Компас» пожаловался, что милый щенок в «Доме Америки» превратился в злобную, необученную сторожевую собаку более двадцати килограммов весом. К ней он мог подходить, только держа в руках свернутую газету. Письма «Компаса», в которых он постоянно писал об изнурительной работе и тоскливой посольской жизни, были наполнены жалобами на то, как «тяжело трудится славный сторож на своей работе-прикрытии».

«Компас» признавал, что он «лично неудовлетворен» тем, как продвигается дело, но кроме двора «Дома Америки» он просто не может найти места для тайника, предназначенного Пеньковскому. Он потребовал, чтобы ему разрешили сообщить Пеньковскому в своем первом послании, чтобы «он был готов быстро перебросить сверток через стену высотой в три с половиной метра, так, словно он избавляется от пачки порнографических открыток или от книжки, которую ему не хотелось, чтобы у него нашли. Пусть прежде, чем пойти к „Дому Америки“, он сначала потренируется, бросая снежки через такую же стену в три с половиной метра»^{29}.