Шпион, который спас мир. Том 1
Шрифт:
„Компас“ сказал, что остальные инструкции будут исполнены „буквально“»{55}.
Использование дружеского обращения по-русски во время разговора с Пеньковским дало бы понять любому, кто прослушивает линию, что звонивший — близкий друг, а не незнакомый иностранец. Письмо «Компаса» было сбивчивым. У него были проблемы с русским, и психологически он довел себя до состояния нервного срыва.
«Компас» позвонил Пеньковскому по номеру 71–71-84 в 11 утра, и Пеньковский, который накануне поздно вернулся с вечеринки, подумал сначала, что это его друг, с которым они вчера виделись. Предполагалось, что «Компас» будет говорить только по-русски, но он говорил по-английски. Пеньковскому было трудно понять его по телефону, и он не мог
9 февраля Бьюлик снова устроил с Шерголдом совет в штабе ЦРУ в Вашингтоне, было решено на Пеньковского выходить совместно. Шерголд рассказал Бьюлику еще кое-какие подробности о встрече в Ленинграде между Пеньковским и членами британской торговой делегации.
В начале марта 1961 года канадскому советнику по торговле Ван Влие была выделена квартира в Москве, куда он и переехал из гостиничного номера. Ван Влие, надеясь поддержать связь с Пеньковским, чтобы узаконить через Госкомитет канадскую торговлю и коммерческую работу, пригласил его с женой на прием по поводу новоселья. Пеньковский снова аккуратно сложил материалы по оперативным характеристикам советских ракет и взял их с собой на вечеринку. Он положил пакет в обычный конверт для писем, который мог бы спокойно вручить, но дважды перевязал его тесьмой.
Войдя в квартиру Ван Влие, Пеньковский поздоровался за руку с канадским дипломатом и сказал, что надеется на то, что Ван Влие обдумал предложение и примет материалы. Ван Влие постарался игнорировать все эти мольбы. Он дружески поздоровался с Пеньковским и его женой Верой, но в течение всего приема старался держаться от них подальше. У Пеньковского так и не было возможности попросить Ван Влие забрать секретные сведения о ракетах или связаться от его имени с американцами. Расстроившись, Пеньковский ушел, запихнув свои секретные бумаги во внутренний нагрудный карман{56}.
Винн тем временем делал все возможное, чтобы советской делегации разрешили приехать в Великобританию. В начале апреля 1961 года он прилетел в Москву, чтобы обсудить план приезда советской делегации в ответ на его визит в декабре. Пеньковский представил Винну список советских представителей, выбранных для поездки в Англию. Винн высказал свои возражения — эти люди не знали промышленности и не подходили для поездки, поскольку было очевидно, что их заинтересует только сбор секретных данных в области техники и индустрии. И они, скорее всего, не смогут сделать никаких заказов. Пеньковский объяснил, что список составлен Государственным комитетом и изменен быть не может. Отношения между двумя мужчинами вышли за рамки официальных, и они стали звать друг друга по имени. Пеньковский попросил Винна называть его Алексом, потому что «по-английски это звучит лучше, чем Олег». Пеньковскому казалось, что имя Алекс более элегантно и звучит по-иностранному.
Винн и Пеньковский шли по Красной площади в порывах неожиданной весенней метели и спорили о составе делегации. Винн настаивал на том, что ему нужны «высшие технические советники или никто». Если он их не получит, то будет жаловаться в Комитет.
Пеньковский терзался:
— Нет, Гревил, нет, ты не должен этого делать. Это будет означать, что делегацию отменят.
— Извини, Алекс, но я вынужден настаивать. Я бы хотел показать тебе Лондон, но не ценой того, что будет разрушена основная цель приезда. Моим компаниям нужны эксперты.
В «Контакте на улице Горького» Винн писал: «В этот момент Пеньковский хлопнул руками и воскликнул: „Да дело не в делегации. Именно я должен лететь в Лондон, и не ради удовольствия. Мне нужно рассказать тебе об очень многом, мне необходимо ехать. Просто необходимо“»{57}.
Затем впервые Пеньковский рассказал Винну, что у него есть информация для Запада. 6 апреля 1961 года в гостиничном номере Винна Пеньковский передал ему объемистый пакет с полным досье на себя и пленкой с советскими военными документами. Когда Винн принял от Пеньковского передачу, он больше уже не был наивным бизнесменом, которому случайно удалось выслушать шпиона. Винн становился для Пеньковского курьером и товарищем по оружию, но о содержании документов, которые Пеньковский ему передал, Винн так и не узнал. Пеньковский никогда не передавал Винну секретные сведения устно. Это было обычным правилом разведчика. Поскольку Пеньковский не сообщил Винну о подробностях, Винн в случае ареста мог бы заявить, что не знал о вовлечении в шпионаж.
В том первом случае Винн немедленно обратился в английское посольство, чтобы избавиться от бумаг. Подходил уже конец рабочего дня, и посла не было. Винн положил документы в конверт, запечатал и оставил его у британской охраны. На следующий день он вернулся, забрал бумаги и передал их сотруднику посольства, которому поручили с ним встретиться.
На встрече 6 апреля Пеньковский пригласил Винна в выходные пообедать. Он сказал, что ему бы не хотелось приглашать Винна к себе домой. Советским чиновникам не положено без официального разрешения приглашать иностранцев, а если приглашали, то представляли полный отчет. Винн молчал. Он не ожидал, что ему передадут документы, и попросил день-другой на размышление. Винн не знал, что находится в переданном ему Пеньковским конверте, и до сих пор не был уверен, честны ли помыслы Пеньковского или же это попытка загнать его в ловушку. Они договорились о встрече в понедельник 10 апреля на заключительном собрании Комитета, не раньше.
Пеньковский спустился в холл главного подъезда здания на улице Горького, 11, чтобы встретить Винна. Они находились одни в лифте, и по дороге к комнате, где должна была состояться встреча, Пеньковский спросил:
— Что ты сделал с бумагами? С ними все в порядке?
— Да, — ответил Винн.
Пеньковский принял ответ, облегченно вздохнув, и не произнес больше ни слова, пока лифт не остановился, и они вместе вошли в комнату.
Когда в 17.30 встреча, на которой разрабатывались последние подробности визита, окончилась, Пеньковский спросил Винна:
— Могу ли я еще раз с тобой увидеться?
Винн согласился, и Пеньковский пришел к нему в номер в гостиницу «Берлин». Они поговорили о делах Комитета, затем Пеньковский снова проделал на цыпочках свой поход в ванную и включил краны на полную мощность.
— С бумагами все в порядке? — спросил Пеньковский.
— Да, — ответил Винн.
— Ты возьмешь остальные? Они очень важны, — умолял Пеньковский.
— Нет, больше я ничего не возьму.
— Если не хочешь брать остальные, можешь взять всего лишь один листок бумаги, где написано, о чем я могу рассказать вашим людям? — спросил Пеньковский, хлопнув по карману, чтобы показать, где у него лежали бумаги.
— Нет, я сделал все, что мог, — настаивал Винн.
— Пожалуйста, останься еще на день и обдумай это, — попросил Пеньковский.
— Хорошо.
Вечером Пеньковский с женой повели Винна в Большой театр по официальному приглашению от Комитета. Затем неофициально они отправились на ужин, чтобы отпраздновать Верино тридцатитрехлетие. Пеньковский сказал Винну, что 23 апреля ему исполнится сорок два.
На следующий вечер Пеньковский пришел попрощаться с Винном в гостиницу и снова предложил ему взять с собой в Лондон остальные бумаги. Винн долго расхаживал взад-вперед по своему номеру, не зная, как поступить. Страху перед обыском на таможне и арестом за шпионаж противостояло желание перевезти материалы на Запад. И хотя одну пачку материалов от Пеньковского он уже передал в британское посольство, теперь он был «чист». Его могли арестовать и посадить в тюрьму, только если бы при нем находились документы государственной важности. Возвращаться в посольство не было времени.