Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник)
Шрифт:
– Возможно, – отозвался Петерс. – Вы, как и я, знаете, что такое вполне вероятно. При нашей работе ни в чем и ни в ком невозможно быть до конца уверенным. Но факт остается фактом, – добавил он уже с некоторым нетерпением в голосе. – Вас теперь будут искать в каждой из стран Западной Европы.
Но Лимас словно не слышал его.
– Я теперь у вас на крючке, верно, Петерс? – продолжал он. – Ваши люди животы надорвут от смеха. Если только не они сами подложили мне эту свинью, а?
– Вы преувеличиваете наши возможности, – угрюмо произнес Петерс.
– Тогда зачем было следить за мной? Объясните хотя бы это. Утром я вышел прогуляться, и двое мужчин в коричневых костюмах, держась друг от друга на дистанции ярдов в двадцать, следовали
– Давайте придерживаться только того, что нам известно наверняка, – вместо ответа предложил Петерс. – Каким образом власти вашей страны все про вас узнали, в данный момент не представляет для меня особого интереса. Важно лишь то, что узнали.
– Вы, случайно, не захватили с собой первых выпусков вечерних лондонских газет?
– Нет, конечно. Сюда они не доходят. Мы просто получили телеграмму из Лондона.
– Это вранье. Мне прекрасно известно, что ваш аппарат может принимать только телеграммы из Центра.
– На столь крайний случай было получено разрешение на связь между двумя региональными аппаратами, – злобно парировал Петерс.
– Вот, значит, как, – сказал Лимас с кривой усмешкой. – Вы, стало быть, крупная шишка. Или, – его снова словно бы осенило, – Центр сам руководит операцией. Угадал?
Этот вопрос Петерс не удостоил ответом.
– Альтернатива вам понятна. Или вы разрешаете нам позаботиться о вас, организовать безопасный уход, или остаетесь предоставленным самому себе, что приведет к очень быстрому аресту. У вас нет паспорта на другую фамилию, нет денег, нет вообще ничего. Даже ваш подлинный британский паспорт через десять дней станет недействительным.
– Но есть и третий вариант. Вы снабжаете меня швейцарским паспортом, даете денег и отпускаете. Тогда я смогу позаботиться о себе.
– Боюсь, это сочтут нежелательным.
– Вы хотите сказать, что не закончили допросы? И пока не закончите, моя ценность для вас не исчерпана?
– Да, положение примерно таково.
– И что вы сделаете со мной, когда все завершится?
Петерс усмехнулся.
– А чего бы вам хотелось?
– Смены личности. Возможно, паспорт одной из скандинавских стран. Обещанные деньги.
– Уж очень стандартно, – заметил Петерс, – но я запрошу свое руководство. Так вы едете со мной?
Лимас помолчал в нерешительности, потом спросил:
– А если откажусь, как вы поступите? В конце концов я могу много чего о вас порассказать.
– Ваши истории гроша ломаного не стоят без доказательств. Меня здесь не будет уже сегодня. А Эйш и Кивер… – Он пожал плечами. – Кого они могут заинтересовать?
Лимас подошел к окну. Начинался шторм. Он смотрел, как чайки кружат на фоне почерневшего неба. Девочки не было.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Действуйте.
– Самолетов в Восточную Европу теперь не будет до завтра. А вот в Берлин есть рейс через час. Мы должны успеть на него. Придется поторопиться. Время поджимает.
Пассивная роль, выпавшая на долю Лимаса тем вечером, позволила ему еще раз в полной мере оценить неброскую эффективность и организаторские таланты Петерса. Паспорт для него заготовили заранее – Центр предвидел даже такую ситуацию. Он был выдан на имя Александра Туайта, владельца туристического агентства, и в нем почти не осталось места от многочисленных виз и пограничных штампов – потрепанный, захватанный чужими пальцами паспорт профессионального путешественника. Голландский офицер бросил на него небрежный взгляд и поставил еще одну печать. Петерс стоял в очереди на контроль человека через три за Лимасом, и формальности, казалось, не интересовали его вообще.
Лимас вошел в зал вылета и сразу заметил книжный киоск. На стойке был выложен набор газет из разных стран мира: «Фигаро», «Монд», «Нойе цюрихер цайтунг», «Ди вельт» наряду с десятком британских газет и журналов. Пока он всматривался в названия, к стойке подошла девушка-продавец и выложила на свободную полку номер «Ивнинг стэндард». Лимас бросился к киоску и схватил газету.
– Сколько с меня? – спросил он, но, сунув руку в карман брюк, вспомнил, что у него вообще нет голландских денег.
– Тридцать центов, – ответила девушка. Она была довольно-таки хорошенькая, темноволосая и приветливая.
– Но у меня есть только два английских шиллинга. Это примерно гульден. Могу я заплатить ими?
– Да, разумеется, – ответила она.
Лимас отдал ей монету и оглянулся: Петерс еще не прошел паспортный контроль и стоял спиной к нему. Не колеблясь ни секунды, Лимас направился прямиком в мужской туалет. Там он быстро, но предельно внимательно просмотрел каждую полосу газеты, швырнул их в урну для мусора и вернулся в зал ожидания. Все оказалось правдой: газета опубликовала его снимок с коротким текстом. «Интересно, заметит ли это Лиз?» – думал он, медленно идя по проходу для пассажиров. Через десять минут они уже сидели в самолете, вылетавшем в Берлин через Гамбург. И впервые с того момента, когда все это началось, Лимасу стало по-настоящему страшно.
11
Друзья Алека
В тот же вечер Лиз навестили двое мужчин.
Квартирка Лиз Голд располагалась в доме у северной оконечности Бэйсуотера. В ней стояли две односпальные кровати и работал газовый камин – довольно симпатичный, в пепельно-серых тонах, который шипел, как современные приборы, а не булькал, подобно старым моделям. Она порой смотрела на огонь, когда у нее бывал Лимас, и только камин освещал почти погруженную во мрак комнату. Он ложился на кровать, на ее кровать, что располагалась дальше от двери, а она садилась рядом и целовала его или смотрела на газовую горелку, прижавшись щекой к его щеке. Сейчас она уже боялась думать о нем слишком часто, потому что забыла, как он выглядел, и потому разрешала себе лишь мимолетные мысли, в которых видела его смутно и как бы издалека. И тогда к ней могло вдруг прийти настоящее воспоминание – какая-нибудь мелочь, которую он сделал или о которой говорил; как он смотрел на нее или, что бывало гораздо чаще, как не обращал на нее внимания вообще. Весь ужас заключался в том, что у нее не осталось на память о нем ничего – ни фотографии, ни хоть какой-то вещицы, ровным счетом ничего. Даже ни одного общего друга – только мисс Крэйл из библиотеки, чья ненависть к нему была полностью удовлетворена его внезапным исчезновением. Однажды Лиз ходила в дом, где он жил, и повстречалась с хозяином. Она сама не смогла бы объяснить, зачем это сделала, но набралась храбрости и пошла. Домовладелец отзывался об Алеке очень тепло: мистер Лимас вносил плату аккуратно, как истинный джентльмен, до самого конца. Правда, потом образовался небольшой должок за пару недель, но приехал приятель мистера Лимаса и полностью рассчитался без лишних вопросов или споров. Лично он, квартирный хозяин, всегда говорил и любому готов подтвердить, что мистер Лимас – человек порядочный. Причем, заметьте, никаких супер-пупер школ он не заканчивал, не важничал, но вел себя, как благородный. Иногда, конечно, на него нападала тоска, и он выпивал больше, чем полезно для здоровья, но дома всегда вел себя прилично. А тот его дружок, который заходил, – маленький такой, в очках и с виду застенчивый, – так он прямо сказал: мистер Лимас, сказал, особенно настаивал, чтобы дела с его квартплатой непременно уладили. Вот как! И если он после этого не джентльмен, тогда квартирный хозяин вообще, стало быть, никогда с джентльменами не встречался. Уж где он брал деньги, одному богу известно, но мистер Лимас был человек хороший, это точно. А если он подрался с тем торговцем, то бишь Фордом, так этому гаду многие мечтали рыло начистить еще со времен войны. Комната? А что комната? Ее, конечно, пришлось сдать другому жильцу. Там поселился один приезжий из Кореи через два дня после того, как мистера Лимаса забрала полиция.