Шпион судьбу не выбирает
Шрифт:
— Ой, Муля, когда это было — сто лет назад…
— Да хоть тыщу! Ты куда пропала тогда?! Я вся извелась, думая невесть что… Звонила тебе, опять же кучу денег потратила, а тебе все хрен по деревне! Не прощу! Отвечай немедленно! — в притворном гневе Мальвина сузила свои огромные лучистые глаза.
— Муля, тебе правду сказать или как? — Валентина тянула время, лихорадочно соображая, что сказать в ответ.
— И правду, и «или как», но немедленно!
— Знаешь, Муля, все примитивно просто, как и вся наша сермяжная житуха в «совке»… В Шереметьево, в буфете у меня украли паспорт и деньги… Сказка о Париже превратилась в московскую быль, когда какой-то ворюга бритвой подрезал мою сумку. Да не сумку — крылья он мне подрезал! В прямом и переносном смысле…
— Ну, а потом? Что ж ты не позвонила потом? Не понятно!
— А чего здесь не понятного? Я после этого неделю, не просыхая, квасила… Это ж надо три тонны «зелени» за паспорт и за визу отдать, а потом остаться с голой задницей и… никуда не улететь!
Монолог Валентина закончила неподдельными слезами и, всхлипывая, лицом уткнулась в плечо подруги.
— Валюша, родненькая, ты уж прости меня за допрос. Ради Бога, прости, прости, прости! — затараторила Мальвина, гладя Валентину по голове. — Ну, что поделаешь — это жизнь… Прости, но я заехала на одну минутку… Через три часа я улетаю в Париж… Ты должна меня простить! Слушай, нельзя ли у тебя душ принять?
— Ты всегда была прагматиком, подруга… — слезы Валентины мгновенно испарились. — И я тебе в этом всегда завидовала… Душ? Ах, тебе нужен душ?! — окончательно придя в себя и оттолкнув от себя Мальвину, с вызовом прокричала Валентина. — Теперь я понимаю, зачем я тебе понадобилась! Что, на большее я уже не гожусь?! Или московская жара так подействовала, что тебе совсем уж невтерпеж?! В душ она, видите ли, захотела… Не пущу, так и знай! Не пущу, пока не выпьем за встречу!
И началось…
Очнувшись в постели парижской квартиры только к полудню следующего дня, Мальвина с трудом вспомнила, как принимала душ, как покинула дом подруги, с кем общалась во французском посольстве. А уж как проходила паспортный и таможенный контроль, как садилась в самолет, как по прилете в Париж стюарды на руках вынесли ее к ожидавшему у трапа Вадиму — это вообще осталось вне ее сознания.
Вадим, обеспокоенный невменяемым состоянием жены, перед уходом на работу оставил для нее на прикроватной тумбочке баночку «Спрайта» и две таблетки аспирина. Мальвина, послав к черту лекарства и мужнину заботу, прибегла к годами испытанному средству. Опохмелившись, забралась в ванну. Вдруг ей сделалось плохо.
«Пленка! Боже мой, где пленка?! Я же прекрасно помню, как в машине Костя передал мне кассету, и я засунула ее в лифчик! А теперь ее нет… Куда она могла деваться?! Стоп! Я же у Валентины принимала душ! Да-да, теперь все вспомнила! Я положила кассету на полку между флакончиков, баночек-скляночек и потом забыла ее забрать! Проклятие! Что же делать?! Звонить Валентине, сказать, чтобы она не пыталась вскрыть кассету? Да она этого и сама не сделает, к чему ей? Да и найдет ли она ее — я кассету хорошо спрятала… Наверное, потому и забыла забрать… Так! Надо немедленно звонить Косте, чтобы он срочно забрал пленку… Ну и растяпа же я! Может, к Винсенту обратиться по старой дружбе? А что я ему скажу? Что забыла фотопленку с секретными материалами у своей подруги?! Идиотизм! Тем более, он сказал, что я теперь через Поля буду общаться с американцами, а не с ним… Что же делать? В постели с Винсентом можно решить все, хоть он меня и передал на связь своей «правой руке» — Полю! А может, обратиться к Полю, ведь сейчас — он мой оператор? Нет! Этого делать нельзя ни в коем случае! Не было кассеты — и все тут! Тем более, что деньги выплачены американцами не за нее, а за предыдущую… А эта кассета выплывет потом, подумаешь! Костик заберет ее у Валентины и со временем передаст американцам, когда выйдет с ними на контакт. Все решено! Ни Винсенту, ни Полю, ни тем более американцам ничего говорить нельзя! Костик… Уж если кто и будет вне себя, так это мой Костик! Он же так рассчитывал на хорошее вознаграждение! Ну, ничего, тем быстрее устроится в Госкомгидромет… Стоп-стоп! У него же сегодня встреча с американцем… Вот и выход! Ну, конечно же, надо сейчас же звонить Косте. Он съездит к Валентине, заберет пленку, а потом передаст ее американцу, вот и вся недолга!»
Мальвина, забыв о полотенце, выпрыгнула из ванны и бросилась к телефону. Поздно — Костя отсутствовал. Подумав, Мальвина набрала номер телефона Валентины. Тишина.
Брату Мальвина дозвонилась уже после того, как он вернулся со встречи с американцем.
Выслушав сестру, он в сердцах послал ее в общероссийском направлении и стал названивать Валентине, но встретиться с нею ему удалось лишь через два дня, после того, как та успела пообщаться с генералом Карповым…
Глава седьмая
Визитеры, информацию приносящие
— Ну что я могу сказать, Валентина Николаевна? — Карпов повертел в руках кассету с фотопленкой. — Могу лишь еще раз констатировать, что в вас я не ошибся… Рука у вас, надо отдать ей должное, легкая. Ведь такой величины рыба в наши сети редко попадает, а к вам она таки приплыла!
Да, вот он — труд контрразведчика! Сидишь у проруби и ждешь, клюнет, не клюнет… А что, какая рыбешка клюнет, и не знаешь… И вдруг на тебе — целая акула! Словом, как ни крути — труд у нас с вами неблагодарный, но благородный! На пленке отсняты совершенно секретные документы, касающиеся поставок нашего вооружения в Ирак… На нашу удачу Мальвина оставила ее именно в вашей квартире!..
Что ж, такие казусы бывали со шпионами и большего калибра… Кардинал от разведки, легенда и гордость Великобритании Лоуренс Аравийский однажды в электричке оставил рукопись своих мемуаров. Работал над ней в течение нескольких лет и постоянно носил с собой. Чтобы не терять времени, решил взять материалы в дорогу. Увлекся так, что чуть было не пропустил свою станцию. Заторопился при выходе и… Так и не нашли! Пришлось ему все восстанавливать по памяти. Н-да… Я почему так откровенен с вами? — сосредоточенно вращая на столе кассету, произнес Карпов. — Заметьте, я — не лирик, я — заматеревший циник! А откровенен потому лишь, что без объективной оценки результатов своих усилий, своего труда и цели нашего взаимодействия вам скоро бы надоели все эти задания, которые вам дает генерал Карпов… И не надо меня разубеждать, что это не так! В общем, мне не до проповедей… Лучше давайте вместе подумаем, от кого Мальвина могла получить эту пленку? — Не дожидаясь ответа, генерал добавил: — С учетом имеющихся в моем распоряжении документов и оценивая содержание фотопленки, трудно предположить, что она заполучила ее где-то на периферии… Помнится, вы рассказывали, что Савари до отъезда в Париж располагала обширным кругом знакомств в Москве. Как, по-вашему, с кем она может поддерживать отношения во время своих приездов в Союз? Меня особенно интересуют люди из числа ее знакомых, которые имеют доступ к секретной информации военного характера…
— Трудно сказать что-либо определенное о ее знакомых, Леонтий Алексеевич. Мальвина всегда была очень сдержана даже со мной и никогда о них не распространялась… Вы же помните, как я случайно узнала о ее замужестве и об отъезде во Францию? Одно могу сказать с полной уверенностью: знакомых у нее тьма и на всякий жизненный случай у нее обязательно кто-то есть про запас… Так было всегда, пока мы с ней дружили. Смотришь, вроде никого нет, а случись что — и нате вам, появляется именно тот, кто нужен… Как это, например, было с моим замужеством. Ведь я и не подозревала, что у Мальвины могут быть такие именитые знакомые! Ан, видите, в нужный момент она этого пропахшего нафталином и лечебными мазями престарелого жениха-академика откуда-то извлекла… Нет-нет, поймите меня правильно! Я говорю об этом без зависти и безо всякого преклонения перед ней… Не предложи она тогда академика, я бы сама нашла достойную пару… А чтобы коротко определить ее способности выбираться из трудных житейских ситуаций, скажу одно: Мальвина не то что другого — себя за волосы вытащит из проблем… Нет, я не так выразилась! Она — мудрее. И поэтому она просто обойдет проблемы и никогда не попадет в трудную ситуацию…
Сегодня я совершенно трезво оцениваю то доброе, что для меня сделала Мальвина. Доброе, значит, бескорыстное. Но Мальвина не из тех, кто делает добро просто по велению души, отнюдь! Я вам большее скажу: если это будет ей выгодно, то она может стать даже бескорыстной! Она все делает с умыслом, с выгодой для себя. В этом я имела возможность убедиться, и когда познакомилась с нею в Майкопе, и уже здесь в Москве… Так что, никаких иллюзий на ее счет я не питаю… Да и настоящей дружбы между нами, Леонтий Алексеевич, никогда не было. Так, взаимовыгодное сотрудничество, не более…