Шпион Тамерлана
Шрифт:
Ага, хочешь сбежать? Напрасные хлопоты. Иван чувствовал в себе такую злую энергию, такое бешенство, что, казалось, мог бы обогнать ветер. В три прыжка он настиг убийцу, и тот, резко обернувшись, метнул в преследователя кинжал. Отбив его саблей, Раничев вдруг услышал, как, хрустнув, надломился клинок… Эх, Микола, Микола… Как же ты выбирал саблю, парень? Видно, взял самую дешевую, что под руку подвернулась. Нет, не годится так выбирать оружие, совсем не годится. Чуть задержавшись, Иван подобрал откатившийся в сторону кинжал… и с разворота метнул его, целясь в черную, на фоне светлого неба, фигуру, пытавшуюся перелезть через доски.
– Молодец, ловко кинул, – шепнул подобравшийся сзади Салим. – Чуть промахнись – ушел бы.
Ничего не ответив, Иван вытащил кинжал и, обтерев клинок от крови, перевернул убитого… Глаза… Первое, что он увидел, были глаза – большие, обрамленные пушистыми ресницами, синие, словно весеннее небо. И нежная белая кожа, чуть тронутая загаром.
– Девка! – тихо промолвил Салим. – Вот змея…
– Не надо так, парень, – устало обернулся Раничев. – Она лишь защищала свой дом. И защищала – как умела. Давай-ка заложим ее камнями.
Молча кивнув, Салим отложил в сторону меч.
В развалинах генуэзской крепости, завывая, дул ветер, на сохранившихся остатках стен громко каркали вороны, сопровождая в последний путь двух молодых людей, подростков, сведенных вместе грустной ухмылкой судьбы, – брянского паренька Миколу и совсем юную девушку, безвестную защитницу Кафы.
– Пусть земля, вернее – камни будут пухом им обоим, – вздохнув, грустно произнес Раничев.
– Судьба, – согласно кивнул Салим.
Молча постояв у развалин, они вернулись к морю – такому же синему и прозрачному, как и совсем еще недавно, когда все были живы. Салим быстро натянул на себя выбранную Иваном одежду – темные полуштаны-получулки – шоссы – с остроносыми башмаками мягко выделанной лошадиной кожи, белую, местами порванную сорочку, широко распахнутую на груди, и – поверх нее – узкую приталенную куртку темно-зеленого бархата с широкими наставленными плечами.
– Ну прям Ромео, – оглядев приятеля, не удержался от шутки Раничев. Салим в этом одеянии, и правда, сильно напоминал итальянца, которым, впрочем, и принадлежал город до сегодняшнего дня.
Орудуя в лавке, Иван, впрочем, не забыл ни себя, ни, увы, уже убитого Миколу. Прихватил несколько вещиц и сейчас вот примерил – теперь нарядом своим не слишком отличался от Салима, только куртка-вамс оказалась у него не зеленой, а ярко-синей, с золотой вышивкой и многочисленными шелковыми завязками.
– Как бы нас свои в таком виде не пограбили, – прихватив бригантину и шлем, усмехнулся Раничев. Арбалет он привычно закинул за спину. Такой же самострел – трофейный – болтался и за спиной у Салима.
Переживая случившееся каждый на свой лад, они медленно поднимались в город, встречая по пути множество грабивших город воинов, большей частью уже изрядно пьяных. В дыму пожарищ слышались крики насилуемых женщин и громкие вопли пытаемых – как и все завоеватели, воины Витовта и Тохтамыша искали золото и богатства, в чем, впрочем, не было ни чего-то нового, ни необычного, так в те времена поступали абсолютно все. Иначе зачем воевать?
– Думаю, я знаю, зачем ты здесь, Иван. – Салим пристально взглянул на приятеля. – Ищешь Евдокию?
Раничев молча кивнул.
– Я видел ее недавно в свите одного из местных богачей, – улыбнулся Салим, и Иван, вздрогнув, быстро повернулся к нему:
– У какого богача? Где?
– Не тряси меня так, на нас уже косятся… Клянусь Аллахом, я не помню, как звали того богача. То ли Гвидо Ардженти, то ли Томазо Чьекка а может, и Луиджи Дженовезе – не знаю. Но это, наверное, можно узнать, поговорив с кем-нибудь из местных, лучше всего с каким-нибудь торговцем.
– Ах да, у меня же есть рекомендательное письмо, – хлопнув себя по лбу, воскликнул Иван. – Если, правда, не потерял…
Опустив бригантину на землю, он пошарил с внутренней стороны, между стальными пластинами…
– Ага, есть! – Выхватив свиток, Иван радостно потряс им. – Взял в Киеве, у сурожцев, по совету одного немца. Не помню и кому, сейчас глянем… Во… достопочтенному синьору Винченцо Сальери, торговцу тканями. Да о нем мне и в рязанской землице говаривали – знатный купец, авторитетный, уж с ним хоть черта отыщем! Вот, Салим, так-то! Не кто-нибудь, а «достопочтенный синьор Винченцо». Одна фамилия чего стоит! Сальери, ну надо же! А Моцарта, интересно, у них тут нет?
– Там его дом, случайно, не написан?
– Написан. Только не очень понятно. То ли справа, то ли слева, то ли напротив какой-то башни Криско.
– Башня Криско? – переспросил Салим. – Я знаю, где это. Идем!
– Не так быстро, парень. Мне б еще избавиться от доспеха. Где-то теперь искать обоз?
– Избавиться? – Недоумевая, юноша поднял глаза. – Да надень на себя и все! Думаю, хороший доспех здесь вовсе не такая уж и бесполезная штука. И не такой уж тяжелый.
– Ну да… А шлем? Впрочем, его можно прицепить к поясу.
Сквозь дым пожарищ и пьяные крики они пошли на окраину города, к крепостной стене, где рядом с башней и находился дом искомого торговца тканями Винченцо Сальери. Башня отыскалась быстро – квадратная, сложенная из светло-серого камня – а вот с купеческим домом пришлось повозиться – ну никак, змей, не хотел находиться, а спросить было не у кого – все добропорядочные горожане давно попрятались кто где, а с наступлением вечера – и недобропорядочные, слыша доносящиеся отовсюду алчные крики победителей, предпочитали не высовывать носа.
– Ну хватит, – вытирая пот, заявил Раничев, в третий раз пройдя сквозь одну и ту же арку. – Сейчас заглянем в первый попавшийся купеческий дом и спросим.
– А как же определим, что это именно купеческий дом? – поднял глаза Салим.
Иван усмехнулся:
– А по крикам! Кого дольше всех грабят? У кого что-то имеется, уж всяко. Не бедную хижину… Да и, в общем-то, видно снаружи, где богатый дом.
Миновав арку, они остановились, прислушиваясь. В пропитанном запахом дыма воздухе уже сгущались сумерки, где-то далеко слышалась удалая песня, а со стороны моря – веселый разухабистый посвист.