Шпион Тамерлана

Посняков Андрей

Абу Ахмет оглянулся, приказав двум своим воинам охранять беглецов до подхода сотни Петра Хитрой Ноги. Затем пришпорил коня, и весь передовой отряд поскакал дальше, поднимая тучи серой дорожной пыли.

Двое всадников, опустив короткие копья, невозмутимо застыли по обе стороны вызывающих подозрение путников. Бежали, говорят… А может, шпионы?

Иван хмурым взглядом провожал татарский отряд – закованных в иранскую сталь воинов в блестящих остроконечных шлемах. Лица их закрывали кольчужные сетки, позвякивали прикрывающие крупы коней кольчуги, и железные маски на лошадиных мордах, казалось, смеялись над Раничевым. Ну встретил наконец Абу Ахмета? И что? Даже поговорить толком не удалось.

Однако уже то хорошо, что он здесь, этот человек со шрамом! Здесь, как и предполагал Иван. Не убит, не ранен – жив-здоров и, кажется, прекрасно себя чувствует. Впрочем, еще и боев-то не было, так, одни стычки. И все-таки после отъезда Абу Ахмета Раничев ощутил вдруг в душе какое-то щемящее нехорошее чувство, словно бы и мог бы что-то сделать, да вот не сумел. Не сумел… Но, с другой стороны, что бы он сделал-то? Попросился в отряд ургенчца сыном полка? Не взяли бы – слишком стар. Да и так-то держат пока за предателей. Иван покосился на воинов. Молодые, совсем еще мальчишки, в двойных кольчугах, с мечами у пояса. У седла – тяжелые булавы, маленькие круглые щиты, украшенные красными перьями, за спиною – два лука и три десятка стрел, в серебристых шлемах играет желтое солнце. Воины были явно довольны собою, правда, старались держаться серьезно.

– Иване, а зачем им по два лука? – шепотом спросил Микола.

– А ты видел, как наступают ордынцы? – с усмешкой переспросил его Раничев.

Парень махнул рукой:

– Видал, как же… Скачут все ордою, орут, а стрелы – застилают солнце. Наши так не умеют.

– Вот видишь – стрелы застилают солнце. Вот для того им и нужны два лука. Небольшой, легкий – для быстрой стрельбы, и тяжелый, с пластинами из стали или рога, – для стрельбы дальней и меткой. И стрелы у них тоже разные – вон, смотри, торчат из колчанов, помечены разными перьями. Ну тут не в перьях дело, в наконечниках. Есть бронебойные – с близкого расстояния запросто латы пробьют, – есть зазубренные, чтобы не вытащить, а есть и зажигательные, дратвой, пропитанной особым составом обмотанные, да ты и сам такие видал небось.

Микола кивнул, помолчал немного, потом хитро улыбнулся, спросил:

– Дядько Иване, а что лучше – самострел или лук?

– Ну это смотря в какой ситуации, парень. Скажем, самострел бьет хорошо, но вот заряжать его – одна морока, можно и не успеть в бою-то. Потому самострельщики всегда вместе с копейщиками в одном отряде. Одни стрелами врагов бьют, другие их копьями защищают.

– Как мы?

– Как вы…

– Да-а… – покачал головой Микола. – Все ж таки мыслю – самое страшное оружие – тяжелый лук. И возиться с ним меньше, и бьет не хуже самострела. Жаль, у наших их мало. Есть, конечно, я сам видал, но мало. А у литовцев да немцев, так, почитай, и вообще нет.

– Не рыцарское оружие считается. – Иван засмеялся. – Хотя есть в западных странах изрядные лучники, вот хоть англичан взять.

– Тех, что с франкскими немцами воюют?

– Ну да, – Раничев удивленно взглянул на отрока. – А ты откуда про ту войну знаешь?

– Ивашко-фрязин рассказывал как-то. Был такой купчишка, сурожец, все к нам приезжал с товарами. Хозяйка-то моя Руфина, гадюка ядовитейшая, приодеться любила.

– Да и сейчас любит.

Расхохотавшись, Иван посмотрел вдаль, на дорогу, где за пологим холмом поднимался в небо желтовато-черный столб пыли.

– Кажись, наши. – Микола вопросительно взглянул на Раничева.

Иван пожал плечами:

– Подойдут ближе – увидим.

Из-за холма первыми показались всадники в блестящих латах. Длинные, поднятые вверх, копья их покачивались, словно молодой лес на ветру, трепетали над воинством красные с белым флаги.

– Литовцы, – определил Раничев. – Интересно, кто за ними – наши или брянцы?

Отрок испуганно икнул:

– Лучше б не брянцы…

Иван присмотрелся внимательней… и вдруг улыбнулся, заметив над показавшейся пехотой голубые киевские хоругви. Обернулся к напарнику – да тот и сам уже углядел их и тоже широко улыбался. Встретившись глазами с Раничевым, неожиданно подмигнул:

– Наши!

Вот уже отряд и совсем близко. Слышна тяжелая поступь, видны уже знакомые лица – рыжебородый десятник Кузьма, длинный, похожий на оглоблю Онуфрий, позади поскрипывают осями обозы, впереди, верхом на рыжем коне – сотник Петр Хитрая Нога в блестящем кольчужном панцире из крупных плоских колец и низко надвинутом на глаза плоском ордынском шлеме – мисюрке.

Микола нетерпеливо дернул за стремя одного из воинов, показал пальцем вперед:

– Эвон наши!

Тут же замахал руками, закричал Петру. Тот, придержав коня, поднял голову – улыбнулся. Подскакав ближе, спешился:

– Живы, черти!

– Мы поймали их на дороге, – на неожиданно чистом русском языке обратился к сотнику воин Абу Ахмета. – Говорят, из киевской сотни. Минг-баши велел дождаться вас и проверить.

– Правильно поступил ваш воевода. – Петр Хитрая Нога одобрительно кивнул головой. – Сразу видно бывалого человека. Мало ли кто тут по степи шляется? Все правильно, наши это – Иван Козолуп и Микола Тютя. Ну здорово, робяты!

– Здрав будь, Петр! Наконец-то добрались.

Сотник махнул рукой:

– Об том после расскажете, сейчас давайте в строй.

Раничев оглянулся на воина, того самого, что так хорошо говорил по-русски. Тот кивнул с чуть заметной усмешкой, и беглецы наконец-то заняли свои места в сотне.

– Явились, не запылились! – хлопнув Раничева по плечу, засмеялся десятник Кузьма. – А мы думали уж – все.

– Ничего, – усмехнулся Иван. – Не так-то просто с нами расправиться. Видишь – живы. А доспех-то мой цел ли?

– Да как тебе сказать, – хитро прищурив глаз, Кузьма почесал шею. – Онуфрий, вишь, в кости его проиграл заезжему брянцу.

– Как проиграл?! – не на шутку обеспокоился Раничев. – Нешто правда, Онуфрий?

– Да шутит он все, – махнул рукою Онуфрий. – Будем мы снаряжение в кости проигрывать, как же! Как же вы так умудрились-то? Ладно – Тютя, но ты?

– Потом расскажу, – сконфуженно отвернулся Иван.

Под ногами воинов стелилась пропитанная тысячелетней пылью дорога. Дорога в Тавриду, в Крым, как его стали называть недавно. Близ порогов все войско Витовта и Тохтамыша удачно переправилось через Днепр и вновь двинулось разнотравной бесконечной степью, кое-где светлеющей татарскими вежами. И вновь поднималась из-под тысячи ног желтая дорожная пыль, а теплый ветер приносил со степи горьковатый запах полыни – вермута, как, потянув носом, походя отметил Раничев.

Не заметили, как прошли узкий перешеек, и вот он – Крым! Все так же расстилалась вокруг бескрайняя степь, уставленная древними каменными изваяниями неведомого, канувшего в лету народа, а далеко на юге синели горы.

Передовые силы Тохтамыша уже завязывали мелкие бои с налетавшими неведомо откуда отрядами, но решающего сражения не было – видно, враги решили-таки отсидеться за мощными стенами Кафы.

Город показался внезапно, вчера еще то и дело попадались брошенные поселки – беленые глинобитные домики с открытыми верандами, увитыми виноградной лозою, – а сегодня, с утра… Немного и прошли, как впереди показались стены. Иван поначалу принял их за отроги видневшихся по правую руку гор, но, присмотревшись внимательнее, понял, что ошибся, – слишком уж правильной формы были горы – квадратные, приземистые, с хорошо различимыми зубчиками.