Шпион в доме любви. Дельта Венеры
Шрифт:
— Да, вот так ты и должна делать, но только посильнее, — сказал он.
Я продолжала, у меня было такое ощущение, как будто на пальце смыкается маленький внутренний рот. Я хотела, чтобы он вошел в меня полностью, хотела сосать его своим влагалищем и потому делала так, как говорил Мийар.
Вскоре Мийар сказал, что хочет войти в меня и замереть, и чтобы я продолжала свои внутренние сокращения. Я попыталась проделать это с еще большей силой. Я очень возбудилась и чувствовала, что могу достичь оргазма в любой момент. Однако после того как я много раз сдавила член, Мийар вдруг застонал от возбуждения и быстро заходил взад-вперед, поскольку больше не мог сдерживаться. Я же просто продолжала делать одно и то же движение, и кончила вместе с ним, глубоко и очень сильно.
— Джон учил тебя когда-нибудь этому? — спросил Мийар.
— Нет.
— Чему же он учил?
— А вот чему, — ответила я. — Встань надо мной на колени и входи выходи.
Он сделал как я попросила. Член его был недостаточно тверд после недавнего оргазма, однако Мийар ввел его в меня рукой. Одной ладонью я ласкала ему яички, а двум пальцами другой руки держала за ствол член, двигавшийся взад-вперед. В конце концов он очень возбудился и член снова напрягся, так что помощи пальцев уже не требовалось. Через мгновение Мийар остановился.
Так не пойдет, я чересчур требователен, — сказал он странным тоном. — Иначе ты слишком устанешь перед встречей с Джоном.
Мы полежали, отдохнули и покурили. Я размышляла о том, ощущает ли Мийар по отношению ко мне что-нибудь, кроме эротического влечения, и задевает ли его моя любовь к Джону. И хотя он все время выглядел несколько уязвленным, он продолжал задавать мне вопросы.
— Ты сегодня спала с Джоном? У вас это получается больше одного раза? Как вы это делаете?
На протяжении последующих недель Мийар научил меня многому, чего я никогда не делала с Джоном и что испытывала на нем сразу же по мере обучения. В конце концов мое знание такого количества новых поз вызвало у него подозрение. Он знал, что был моим первым мужчиной. Когда я впервые сомкнула мускулы на его члене, он был поражен.
Со временем мне стало трудно поддерживать отношения с обоими любовниками, однако я получала наслаждение от сопряженных с этим опасностей и напряжения.
Лилит
Лилит была фригидна, на счет чего у ее супруга имелись некоторые подозрения, хотя сама она ломала комедию. Это привело к следующему событию.
Лилит никогда не употребляла сахар, поскольку боялась располнеть, а пользовалась вместо него специальными сладкими таблетками, которые всегда держала под рукой в сумочке. В один прекрасный день, когда они у нее закончились, она попросила мужа купить ей еще по пути домой. Он принес ей коробочку, похожую на ту, которая была у нее раньше, и после обеда Лилит бросила в кофе две таблетки.
Муж сидел и смотрел на нее с выражением нежной терпимости, которое часто возникало на его лице, когда с ней происходил очередной нервный припадок, кризис, когда она думала только о себе, начинала себя ругать и впадала в панику. Подобное драматическое поведение супруги не могло поколебать его терпения и душевного равновесия. Она всегда бесилась в одиночестве, злилась в одиночестве и переживала огромные чувственные потрясения, в которых ее супруг не принимал ни малейшего участия.
Это было несомненно символом нехватки эротического напряжения между ними. Муж отметал все ее примитивные требования и угрозы и отказывался переходить на ту область чувств, где царствовали ревность, страх и борьба.
Если бы он ответил на ее требования и согласился на роль в этих драмах, она бы наверняка привязалась к нему физически гораздо сильнее. Однако муж Лилит понятия не имел о том, как нужно пробуждать страсть в женщине и не знал ничего о тех прологах, которые необходимы некоторым примитивным натурам. Вместо того, чтобы идти ей навстречу, как только волосы ее электризовались, лицо оживало, глаза начинали метать молнии, а тело становилось беспокойным и нервным, как у рысака, он ретировался за стену объективного понимания, дружеского подтрунивания и приятия ее поведения, словно речь шла о каком-то животном в зоопарке, над которым смеешься, но настроение которого не понимаешь. Именно из-за этого Лилит и чувствовала себя в изоляции — все равно что дикий зверь в безжизненной пустыне.
Когда бы она ни приходила в лихорадочное бешенство, мужа никогда не оказывалось поблизости. Он был как некое высшее анонимное существо, которое выжидало, пока она снова не придет в себя. Если бы он вел себя как такое же примитивное животное и ждал ее на другом конце пустыни, если бы он встречал ее с таким же возбуждением в волосах, в коже и в глазах, если бы он явил перед ней то же примитивное поведение и только ждал повода, чтобы броситься в ее бешеные объятия и ощутить тепло и силу противницы, тогда бы они, быть может, и нашли друг друга. Их враждебность могла бы развиться в страсть, их губы могли бы встретиться, и они почувствовали бы зубы и языки друг друга. В ярости их половые органы соединились бы, а тела обрели бы одновременную разрядку этого жестокого напряжения.
В тот вечер он точно так же сидел и рассматривал ее с этим выражением в глазах, а она устроилась под лампой и яростными мазками воплощала замысел, так словно потом собиралась его поглотить.
Вдруг муж заговорил:
— Кстати, то, что я привез тебе и что ты растворила в кофе, было вовсе не сахаром. Это была «испанская муха», порошок, который вызывает эротическое возбуждение.
Лилит была потрясена.
— И ты мне это дал?
— Да, я хочу взглянуть, какое он окажет на тебя воздействие. Я посчитал, что нам обоим будет от этого хорошо.
— Ах, Вилли, — сказала она, — ну и шутку ты сыграл со мной! А я-то обещала Мабель сходить с ней в кино. Мне необходимо это сделать, она просидела дома всю неделю. Что если это начнет действовать во время фильма?
— Если ты ей пообещала, то, естественно, должна идти. Но я тебя дождусь.
Отправляясь за Мабель, Лилит находилась в состоянии острейшего возбуждения. Она не решилась признаться в том, что с ней сделал муж. У нее были свежи в памяти те истории, которые она слышала об испанской мухе. В восемнадцатом веке ею много пользовались во Франции. Лилит вспомнилась история об одном сорокалетием дворянине, который, устав от любовных связей с самыми красивыми женщинами, так сильно влюбился в танцовщицу, которой было всего двадцать лет, что провел в ее постели трое суток — и совершил этот подвиг с помощью испанской мухи. Лилит пыталась представить себе, как это произойдет, как она внезапно и без предупреждения ощутит воздействие и будет вынуждена поспешить домой к мужу и признаться перед ним в том, что возбуждена.
Она не могла заставить себя сосредоточиться на фильме. Мысли смешивались у нее в голове. Она напряженно сидела на краешке стула и старалась не пропустить того момента, когда порошок начнет действовать. Она вздрогнула, когда поняла, что сидит с раздвинутыми ногами в задравшейся выше колен юбке.
Она решила, что это знак, и что она уже возбуждена. Она попыталась вспомнить, приходилось ли ей когда-либо прежде вот так же сидеть в кинотеатре. Она восприняла эту позу с широко раздвинутыми ногами как наиболее вызывающую из всех, какие только можно придумать, и поняла, что мужчина, сидящий перед ней в следующем ряду, который располагался пониже уровнем, может заглянуть ей под юбку и насладиться зрелищем ее новых трусиков и подвязок, которые она купила в тот же день. Все, казалось, говорило о том, что вечером ее ждет настоящая оргия. Должно быть, она инстинктивно предчувствовала это, когда покупала кружевные трусики и подвязки кораллового цвета, так замечательно дополнявшие ее стройные ноги танцовщицы.