Шпион в тигровой шкуре
Шрифт:
Я оставил Шефа наедине с вонючей кожей. На 42-й улице я купил авиабилеты на ближайший рейс до Монреаля — на вечер вторника. Все более ранние были уже выкуплены. Клерк авиакассы посоветовал мне захватить с собой в Монреаль удостоверение личности. У меня уже имелся паспорт Минны: мне хватило ума озаботиться его оформлением задолго до того момента, когда он мог бы ей реально понадобиться. Любой, у кого в ящике письменного стола не лежит заготовленный на всякий случай паспорт, — просто болван. Потому что никто не гарантирован
Я поймал такси и вернулся домой. В машине работал кондиционер, и мне не хотелось оттуда вылезать. Я поднялся пешком на четвертый этаж. Теплый воздух имеет свойство подниматься снизу вверх, и чем выше я взбирался по лестнице, тем жарче становилось. Я вошел в квартиру и обнаружил Минну около радиоприемника с пачкой ксерокопий приказов командования Латвийской армии в изгнании.
— Ты бы лучше освежила в памяти французский. Во вторник вечером мы летим в Монреаль.
— В Монреаль!
— Если, конечно, у тебя нет других планов…
— О, Ивен! Мы едем на «Экспо»?
— Мы едем на «Экспо».
Но теперь, похоже, наша поездка сорвалась.
Глава третья
Мы приземлились в аэропорту имени Кеннеди, и я на руках вынес Минну из самолета. Один из пассажиров, глядя на нее, скорчил умильную улыбку. Минна спала и, к счастью, не видела его рожу.
— Какая симпатяшка! — сказал он. — Наверно, она замерзла?
— Наверно.
— Наверно, утомилась на выставке? Детям там раздолье! Видели ли бы вы моих чертенят. Долго там пробыли?
— Не очень, — смиренно ответил я.
Минна проснулась, когда я уже стоял в зале выдачи багажа. Она спросонья не сразу поняла, где мы, и я сказал, что в Нью-Йорке. Это известие заставило ее погрузиться в задумчивое молчание. А потом Минна спросила, впервые за все время, почему нас не пустили на выставку. Потом что они дураки, объяснил я, и не захотели пускать нас в Канаду.
— Мы совершили что-то нехорошее?
— Нет.
— Это потому, что я тебе не настоящая дочка?
— Нет. Дело во мне.
— Не пойму.
— Не важно, — я подхватил чемодан, который вроде бы в полете малость потяжелел. — Ты устала?
— Сколько времени?
— Почти час ночи.
— «Экспо» уже закрылась до утра?
— Скорее всего, да.
Она обдумала мой ответ.
— Куда мы теперь?
— А ты куда хочешь?
— В туалет.
Я подождал Минну под дверью дамской комнаты. Она вышла с глубокомысленным выражением на лице.
— Полагаю, нам надо поехать домой, — изрекла девочка.
— Нет.
— Нет?
— Мы поедем в Канаду.
— Но они же нас не пускают.
— Ну и черт с ними! — огрызнулся я. — Мы сейчас найдем тут поблизости мотель и… Минна, ты сможешь поспать в самолете?
— Я не хочу спать.
— А, ну коне-ечно! — Я подвел ее к креслу в зале ожидания и попросил подождать меня здесь, а сам пошел к стойке авиакомпании «Америкэн эйрлайнз». Там мне сказали, что мы уже опоздали на последний сегодня рейс до Буффало, а первый утренний самолет вылетает в 4:55. Я купил на этот рейс два билета «туда», сдал чемодан и вернулся к Минне. Она уже уснула.
Пока она спала, я успел выпить кофе и прочитать «Нью-Йорк таймс». Когда объявили посадку на наш рейс, я взял Минну в охапку и внес на борт самолета. Она открыла глазки только после взлета, сразу выпрямилась в кресле и начала без остановки лопотать по-литовски — какие-то стишки про лошадей и поросят. Я спросил, о чем это она, но Минна не ответила, закрыла глаза и снова уснула. Окончательно она проснулась только в аэропорту Буффало. Солнце стояло высоко, и в утреннем воздухе уже скопилась вязкая влажность.
Авиакомпания и на этот раз умудрилась не потерять наш багаж. Я выудил чемодан из груды вещей на резиновом транспортере. Мы позавтракали в здании аэровокзала, а потом я просто сидел и дожидался момента, когда можно будет начать обзвон знакомых, не рискуя их разбудить. Первые два звонка были неудачными: люди переехали. Четыре последующих тоже оказались безрезультатными: эти уже уехали на работу. Практически исчерпав список знакомых в Буффало, я остановился на самом малообещающем фигуранте моей телефонной книжки, набрал его номер, и трубку снял мужчина, который, судя по голосу, последние месяцев восемь не знал ни дня трезвости.
— Мистер Пжижешевский? — осторожно спросил я.
— Ну…
— Мистер Ежи Пжижешевский?
— Ну, это мистер Пжижешевский. Ктойта?
— Мистер Пжижешевский, это Ивен Таннер, — представился я. — Вряд ли мы с вами знакомы, но я старый друг ваш…
— Пока, друг! — и он повесил трубку.
Я несколько секунд глядел на онемевшую трубку, потом скормил автомату еще одну десятицентовую монетку и снова набрал тот же номер. На этот раз мистер Пжижешевский был чуть более словоохотлив. Он сообщил мне, что я проклятая сволочь и что ему хочется спать.
Тогда я произнес по-польски:
— Ежи, дружище, мой старинный приятель Тадеуш Орлович посоветовал связаться с вами, если мне понадобится помощь в Буффало. Ежи, я нахожусь здесь по заданию руководства движения, и позвонил вам, потому что…
— Матка бозка, ты поляк?
— Да, я…
— Ты знаешь Тадика?
— Он мой хороший друг. Я…
— Ну надо же! — Он расхохотался в трубку так громко, что мне пришлось оторвать ее от уха, чтобы не оглохнуть. — И как там поживает наш алконавт-бабник? Будь я проклят! Тадик Орлович! А я был уверен, он давно окочурился!