Шпион, выйди вон

Ле Карре Джон

– Вот именно, – сказал Сэм. – Впечатляюще. Самое подходящее слово.

Он был в смокинге. В его кабинете, обитом плюшем в стиле эпохи Эдуарда VII, стоял стол с мраморной крышкой и ножками в виде звериных лап, но сама по себе комната была очень маленькой и почти совсем не проветривалась.

Смайли подумал, что она больше походит на театральную кладовую, заставленную реквизитом, оставшимся от прошлых постановок.

– Они были даже не прочь позволить мне вложить сюда немного своих деньжат. Не сейчас, правда, а как-нибудь попозже. Довольно упрямые ребята, но, знаешь, очень энергичные.

– Я не сомневаюсь, –

отозвался Смайли.

– Как мы когда-то.

– Это точно.

Сэм был элегантным приветливым мужчиной с аккуратными черными усами, без которых Смайли себе его уже и представить не мог. Ему, пожалуй, было уже около пятидесяти. Он провел много времени на Востоке, где они как-то раз вместе отслеживали в эфире одного китайского радиста. Цвет его лица начал понемногу терять былую свежесть, но он все еще выглядел лет на тридцать пять. На лице у него появилась теплая улыбка, и весь его вид говорил о доверчивости и дружелюбии. Обе руки лежали на столе, как если бы они сейчас играли в карты, и он смотрел на Смайли с нежностью, похожей на отцовскую или сыновнюю, а может быть, на ту и на другую вместе.

– Если наш дружок наберет больше пяти, – сказал он, продолжая улыбаться, – звякни мне, Гарри, если тебе не трудно. А пока помалкивай, у меня беседа с нефтяным королем. – Он говорил в селектор у себя на столе. – Сколько у него сейчас?

– Уже три, – раздался скрипучий голос. Смайли догадался, что он принадлежит рябому мужчине, страдающему гипертонией.

– Теперь он должен проиграть восемь, – мягко сказал Сэм. – Не дай ему уйти из-за стола, только и всего. Сделай из него героя дня. – Он отключил аппарат и усмехнулся. Смайли усмехнулся в ответ. – На самом деле мне чертовски нравится такая жизнь, – заверил его Сэм. – Это, по крайней мере, лучше, чем продавать стиральные машины. Немного необычно, конечно, надевать смокинг в десять утра. Сразу вспоминаешь дипломатическую «крышу». – Смайли рассмеялся. – И все по-честному, хочешь верь, хочешь нет, – добавил Сэм, не меняя выражения лица – Все, что нам нужно, – точный расчет.

– Уверен, что так оно и есть, – сказал Смайли, снова придав как можно больше любезности своим словам.

– Не против, если я включу музыку?

Это была магнитофонная запись; звук шел откуда-то с потолка. Сэм прибавил громкость настолько, насколько они могли выдержать.

– Ну, так чем я могу быть тебе полезен? – спросил Коллинз, и его улыбка стала еще шире.

– Я бы хотел поговорить с тобой о той ночи, когда стреляли в Джима Придо. Ты тогда дежурил.

Сэм курил коричневые сигареты, настолько ароматные, что они напоминали сигары. Щелкнув зажигалкой, он окунул кончик одной из них в пламя, затем посмотрел, как оно гаснет, превращаясь в тлеющий уголек.

– Пишешь мемуары, а, старина? – спросил он.

– Мы решили пересмотреть это дело.

– Кто это «мы», а, старина?

– Я, мол персона и твой покорный слуга, да еще Лейкон с Министром наседают с разных сторон.

– Всякая власть развращает; хотя кто-то же должен править, и в таком случае братец Лейкон волей-неволей выкарабкается на самую верхушку этой кучи, – Ничего не изменилось, – сказал Смайли. Сэм задумчиво потягивал сигарету. Музыка закончилась, и теперь шла запись пьесы Ноэля Коуарда.

– Это ведь моя давняя мечта, – произнес наконец Сэм Коллинз, не обращая внимания на шум. – Представь себе:

в один прекрасный день Перси Аллелайн входит в эту дверь с потрепанным коричневым чемоданом и просит сделать ставку. Он ставит на красное все выделенные ему правительством ассигнования и проигрывает.

– Кто-то вырезал нужную запись из журнала дежурств, – вмешался Смайли.

– Из-за этого приходится обращаться к людям и просить их, чтобы они что-нибудь вспомнили. В досье об этом деле почти ничего нет.

– Ничего удивительного, – заключил Сэм. Он заказал сандвичей по телефону. – Этим живу, – пояснил он. – Сандвичи и тосты с икрой. Неплохой приработок, между прочим.

Он стал разливать кофе, и тут зажглась красная лампочка на столе.

– Наш дружок сравнял счет, – снова раздался скрипучий голос.

– Начинай теперь считать, – ответил Сэм и повернул выключатель.

Его рассказ звучал просто и вместе с тем довольно ясно – так хороший солдат вспоминает прошедший бой, не делая никаких оценок, а лишь перечисляя факты. Он тогда как раз вернулся из-за границы, отбыв трехлетний срок во Вьентьяне. Он отметился в отделе кадров и отчитался у Акулы; казалось, никто не имел на него виды в ближайшее время, и он подумал о том, что неплохо бы взять отпуск на месяц и укатить на юг Франции, как вдруг Макфейдин, этот старый вахтер, который фактически всегда был на побегушках у Хозяина, хватает его в коридоре в охапку и препровождает к Хозяину в кабинет.

– В какой точно день это было?

– Девятнадцатого октября.

– В четверг, да?

– В четверг. Я собирался в понедельник улететь в Ниццу. Ты тогда был в Берлине. Я еще хотел угостить тебя выпивкой, но «мамочки» сказали, что ты занят, а пока я отмечался в Транспортном отделе, ты уже успел уехать в Берлин.

– Да, правильно, – спокойно сказал Смайли. – Хозяин меня отправил туда.

Чтобы я ему не мозолил глаза, чуть не добавил он. Это чувство не давало ему покоя едва ли не по сей день.

– Я порыскал в поисках Билла, но Билл тоже куда-то запропастился.

Хозяин услал его в какую-то глушь, – откликнулся Сэм, избегая взгляда Смайли.

– За жар-птицей в тридевятое царство, – пробормотал Смайли. – А он возьми да и вернись.

Сэм бросил на него колкий недоуменный взгляд, но Смайли не стал углубляться в подробности путешествия Билла Хейдона.

– Казалось, вокруг все повымерло. Чуть не вернулся в аэропорт и не улетел первым же рейсом обратно во Вьентьян, к чертям собачьим.

– Так оно и было, натурально все повымерло, – подтвердил Смайли и подумал: за исключением всего, что касалось «Черной магии».

– А Хозяин выглядел так, будто у него уже пятый день лихорадка, – продолжал Сэм. – Он просто-таки утопал в куче папок, кожа на лице вся желтая, и говорить подолгу не мог, все время вытирал лоб носовым платком. Он почти не стал утруждать себя принятыми после долгой разлуки церемониями, – сказал Коллинз. – Не поздравил меня с возвращением после трех лет удачной оперативной работы за рубежом, не стал с притворным участием осведомляться о моей личной жизни, которая в то время складывалась у меня довольно бурно. Он просто предложил мне заступить в выходные на дежурство вместо Мэри Мастерман: «Не слишком трудно тебе будет это сделать, Сэм?» «Разумеется нет, – ответил я Хозяину. – Если нужно, чтобы я подежурил, какие могут быть вопросы!»