Шпионка академии магии и стихий
Шрифт:
– Эльфы?
– Да. В твоем мире о них не знают?
– Знают, - ответила я, пытаясь вспомнить все, что когда-либо читала и смотрела про эльфов. – Точнее их представляют по-всякому. Иногда как красивых мужчин и женщин, иногда как маленьких лесных существ с крылышками, один раз даже как домовых с довольно странным… лицом похожим на нашего… правителя.
– У вас настолько не любят правителей? – искренне удивился Шарим, и я сразу поняла, что красивых и бессердечных эльфов мне увидеть не дано.
– Это, скорее, традиция, - отмахнулась я, предпочитая не объяснять, что не так с нашей
Граф подумал о чем-то своем, огляделся по сторонам, наклонился к постели и поманил пальцем к себе, словно хочет что-то сказать на ухо. Любопытство дало о себе знать и я в полном предвкушении нового открытия, и забыв обо всем, что произошло ночью наклонилась, вслушиваясь в его шепот.
– На самом деле они…
– Госпожа! С вами все хорошо? – ворвалась в кабинет Совея и недвусмысленно посмотрела на нас. Внешне она была шокирована. – Простите, я не вовремя?
«Да, ты совсем не вовремя», - сразу возникло в голове. Видимо недовольство очень сильно читалось на моем лице, потому что «железная леди» даже соизволила, выпучив глаза, что было явно против всех правил, уставиться на единственного мужчину в покоях. Для себя она уже все решила, об этом даже Шарим догадался.
– Почему без стука? – он не повысил голоса, но в интонации явно чувствовалось недовольство и теперь стало страшно за камеристку.
– Простите, господин, я стучала, но никто не ответил, и я подумала, что что-то произошло.
– Все хорошо, Совея, - очень хотелось заступиться за женщину, в конце концов, она же волновалась, пусть все и не так поняла.
– Что ж, раз никто не против, то быстрее готовьтесь. Мы с герцогом будем ждать в малом холле.
Шарим еще раз улыбнулся мне и грозно посмотрел на Совею, после чего покинул комнату, оставив гадать, как же на самом деле выглядят эльфы.
– Спасибо, госпожа, - сказала Совея, приседая. – Хочу вам сказать, что я действительно стучала, и я ни в коем случае не хотела вам помешать. Но, прошу простить, я рада, что успела вовремя.
Стало очень неприятно, будто только что меня обвинили в злостном преступлении, которое я даже не собиралась совершать.
– Совея, ты вовсе не помешала.
– Конечно, госпожа.
Да чтоб тебя! И ведь не поверила, ни слову не поверила, хотя по лицу этого и не скажешь. Сдержанная камеристка ничего не говорила и не спрашивала, только подобрала мне самый целомудренный наряд из всего принесенного и помогла надеть, попутно заплетая волосы в тугую косу. Радовало, что зеленое платье, плотно обхватившее своим воротником мою шею, оставалось свободным от корсетов и всяких украшений – единственный приятный момент от недовольства женщины. Так что не прошло и пятнадцати минут, как мы начали спускаться по мраморной лестнице на новый для меня второй этаж.
Малый холл оказался не таким и малым. По сравнению с уже увиденными мною комнатами для приемов он, конечно, проигрывал, но и не выделялся камерностью и скупой обстановкой, а в том, что холл предназначен именно для удобного времяпрепровождения гостей сомнений не возникало. Здесь было все необходимое, и помимо уже традиционного убранства, в коричневых стенах удобно расположилось несколько дверей, ведущих в разные стороны, возле которых стояли слуги.
А вот в центре холла картинка была не такой обычной. На столе возле окна красовалась
Объяснение оказалось простым. На мольберте стоял портрет, несомненно, портрет, потому что силуэт ЭТОГО был человеческим. Но нос человека на картине был неестественно длинным и расположен выше стандартного места, губы расплылись в странной кривой улыбке, глаза казались нормальными сами по себе, но неестественно большими в целой картине. Вообще создавалось впечатление, что портрет рисовал ребенок отдельными кусками – кажется, что все правильно, но не там, где надо. Цвет творения вообще впечатлял. Как именно смешивать краски, художник точно не знал, поэтому взял то, что получилось, а получился мягкий розовый цвет. Человек на портрете был не просто некрасив, он был уродлив. Однако весомости портрету придавало то, что он, несомненно, был написан маслом на холсте, а это впечатляет для такого творения.
– Что это? – спросила я, пытаясь сдержать улыбку.
– Это баронесса Катарина написала нашего герцога, - ответил Шарим и я поняла, что он сдерживает не улыбку, а яростные приступы смеха. Герцог молчал, впечатленный то ли величиной своей персоны, что с него начали писать такие искусные портреты, то ли шедевральной работой самого мастера.
– Очень неплохо для новичка.
– Она пять лет училась живописи у приходящего к ним художника, - не смог спокойно отреагировать Шарим.
– У нас это бы назвали современным искусством, - я не могла сдерживать хохот, видя озлобленного герцога.
– Между прочим, такую картину можно было продать по очень хорошей цене.
– И находится много желающих купить?
– Конечно! Особенно людям, не разбирающимся в искусстве, хорошо впихивать. Мы так картину трехлетнего брата моего друга продали с аукциона. Денег на два месяца хватило.
– Ты слышал Асвард? Твоя будущая жена сможет тебя обеспечивать. Откроешь ей галерею где-нибудь на центральной площади.
– Только если на центральной площади Геренриса и под чужим именем, - прорычал герцог, не понимая юмора.
– Слишком далеко, - нашелся Шарим. – Она не сможет.
– А ближе не смогу я! – резко ответил Асвард и быстрым шагом направился к выходу.
– Стой! А почему не в холле? – крикнул вдогонку Шарим, тщетно сдерживая смех.
– Нет у нас больше холла… - как-то слишком обреченно сказал герцог, даже не посмотрев на своего друга.
Второго приглашения от разъяренного Асварда мы ждать не стали, а сразу направились за ним, покидая холл, ставший оплотом великого и вечного. Ничего хозяин замка не понимает в искусстве, а в коммерции тем более.