Шпионка для тайных поручений
Шрифт:
— У нас в России есть доверенный человек, — проговорила она, внимательно глядя на Софью, — который регулярно сообщает нам о событиях, происходящих в высшем свете Петербурга. Я редко читаю эти письма, но сегодня с утра я вызвала к себе Иоланду и попросила ее просмотреть, нет ли среди упоминаемых людей известной нам фамилии.
Герцогиня с сожалением взглянула на Соню, но сказала то, что от нее и ждали:
— Два месяца назад в Петербурге случилась дуэль между двумя молодыми людьми из аристократических семейств, которая окончилась смертью одного из дуэлянтов. Молодой человек, убивший соперника, вызвал своей персоной неудовольствие императрицы и вынужден был
— Вы не собирались рассказывать нам об этом, не правда ли, душечка?
От взгляда королевы на Соню повеяло холодом. С одной стороны, она обрадовалась, что не выплыла история с золотом, но, с другой стороны, ей вовсе не хотелось терять расположение Марии-Антуанетты. Она поняла, что должна предстать перед королевой стороной неправедно обиженной, невинно пострадавшей. Собственно, так оно и было, ей и не понадобилось особенно выдумывать. Потому Соня поспешно проговорила:
— Умоляю, ваше величество, не судите меня слишком строго. Мои недомолвки имеют свои причины. Кто бы на моем месте захотел рассказывать эту историю, в которой я выгляжу кокеткой, подающей надежды и тому и другому мужчине, не думая о последствиях своего поведения? Петербургский свет единодушно осудил меня, не пытаясь разобраться, что было на самом деле. Кто-то из недоброжелателей даже посоветовал императрице отправить меня в монастырь. А я не могла разомкнуть уста, потому что, как говорили древние, de mortuis aut bene, aut nihil [3] . На самом деле все было не так, но это бросило бы тень на погибшего. Его родные и так были безутешны. Моя вина лишь в том, что я собиралась выйти замуж за человека, который сделал мне предложение руки и сердца, в то время как другой молодой человек, как выяснилось, этого не желал…
3
О мертвых (следует говорить) или хорошее, или ничего (не говорить) (лат.).
— Как его звали? — вдруг тихо спросила королева.
— Граф Дмитрий Воронцов.
— А что вы, моя дорогая, можете сказать о графе хорошего?
Вот так вопрос! Его задала герцогиня де Полиньяк. Понятное дело, если она воспитывает королевских детей, то первое, что приходит ей на ум — это воспитание чувств. Надо тщательно взвесить свой ответ, ибо по нему, как видно, решили судить о Сониных нравственных качествах.
А княжна прежде не задумывалась об этом, потому что достоинства Дмитрия ее особенно не интересовали. Он приходил к Астаховым в дом, ну и что же? Соня привыкла к его визитам так же, как и к редким визитам подруг матери. Или друзей брата… Соня воспринимала его как своего знакомого, к которому никаких особых чувств не испытывала. И она стала объяснять, подбирая слова:
— Говорили, он любил меня, но граф много лет приходил в наш дом и никогда со мной о любви не заговаривал. Наоборот, он всегда посмеивался надо мной. Знакомил меня с интересными людьми, снабжал модными романами. Договаривался с учителями, которые приходили к нам домой преподавать тот или иной предмет… И притом словно ждал чего-то. Может, моего объяснения в любви? Но этого я не могла ему дать. Не могла полюбить.
— А вашего жениха… вы любили? — Отчего-то королева спрашивала ее так, будто это для нее было очень важно.
— Он понравился мне с первого взгляда. Такое чувство к мужчине я почувствовала впервые в жизни. И когда он предложил мне выйти за него замуж, я согласилась. Я ни с кем не была связана никакими обещаниями. Мы собирались пожениться, но граф Воронцов задумал помешать этому. А потом случилась дуэль… Мой жених уехал из страны, а мой старший брат, чтобы замять скандал, решил выдать меня за другого человека.
— И потому вы бежали? — Королева посмотрела на Софью совсем другими, сочувственными глазами.
— Понимаете, ваше величество, после того как в моей жизни появился Леонид и я ощутила, как приятно общество мужчины молодого и интересного, я не хотела выходить замуж за старика. Даже очень богатого. Брат говорил, что это мой долг, но я так не считала, тем более что он сам очень любил свою молодую жену. Я решила, что это несправедливо.
— И тогда вы вспомнили о де Баррасе?
— Тогда я получила письмо от моей приятельницы из города Нанта, которая приглашала меня приехать к ней. Для того чтобы попасть в Дежансон, надо было сделать совсем небольшой крюк. Мне до последнего момента не верилось, что я в самом деле смогу увидеться с родственниками друга моего дедушки.
— А вместо этого…
— Мы попали в руки работорговца! — докончила за герцогиню Софья, думая про себя, что разговор надо перевести в несколько другое русло. — А точнее, попала моя горничная, крепостная девка Агриппина.
— У нее красивое имя, — заметила королева.
— Так называла ее моя маменька — имя Агафья, которое дали служанке при крещении, оскорбляло ее слух неблагозвучием.
— Однако, душенька, в вашем обществе время бежит так быстро! — опять спохватилась королева. — Но завтра или чуть позже, на днях, вас непременно привезут опять, и мы продолжим наше такое захватывающее общение.
Возвращалась Соня в Версаль вместе с герцогиней в ее карете, и та приказала свернуть к одной кофейне, где угостила ее своим любимым напитком и пирожными.
— Кондитер здесь хорош, — проговорила Иоланда, кивая Соне на тарелку с пирожными, — версальский кондитер ему весьма уступает.
— Отчего же тогда его не пригласят во дворец?
— Я пыталась это сделать, — произнесла герцогиня, — но он отказался. Сказал: «Лучше быть головой осла, чем хвостом лошади!» Мы такая веселая нация, что у нас шутят все, от короля до мусорщика. Но его можно понять. Увы, мы должны находиться на том месте, которое определил нам господь…
Едва они оказались во дворце, как к Иоланде подбежала юная фрейлина и, извинившись, шепнула ей что-то на ухо. Та не изменилась в лице, только стиснула рукой небольшой ридикюль на поясе так, что побелели пальцы.
— Я вынуждена покинуть вас, дорогое дитя, — проговорила она, — меня призывает мой долг. В ваше распоряжение я выделила камеристку. Можете вызывать ее в любое время дня и ночи.
И она быстро пошла прочь вместе с фрейлиной, которая теперь без умолку ей что-то рассказывала.
«Вот еще, стану я кого-то там вызывать!» — подумала Соня, представляя себе, как она окажется в выделенных ей апартаментах, как возьмет в руки книгу и будет читать до глубокой ночи!
Роман этот, написанный более полувека назад, заполучить в России Соне не удавалось. Она лишь слышала прежде о нем. Брат отказывался привезти ей книгу, утверждая, что не хочет развращать свою младшую сестру. К Воронцову, у которого книга наверняка имелась, она бы ни за что не обратилась, опасаясь насмешек. И вот теперь она может себе это позволить. Да здравствуют французы, которые не запрещают женщинам читать подобные романы!