Шпионские игры царя Бориса
Шрифт:
— Искренен ли ты, Генрих Флягель? Рижский рат и польский король не прощают предателей.
В последующие полчаса Генрих Флягель боролся за свою жизнь. Преодолевая терзавший его страх, рижский патриций сохранял ясность мысли, отвечал так, чтобы никто не мог ни в чем его обвинить. А затем рижский палач Мартин Гуклевен отконвоировал его в темницу. На лице простого ткача Гуклевена (палачом рижский ремесленник работал по совместительству) Генрих Флягель читал: не часто мне попадается в руки столь знатный господин, скоро я узнаю, ломаются ли кости рижского патриция так же легко, как и простолюдина.
Размышления подвели Флягеля лишь к одному выводу: надо всё отрицать. Ни в коем случае не называть ни имени трактирщицы Марии, ни имени Андреаса Витта. Ведь если их арестуют, самому Флягелю будет только хуже.
Впрочем, существовало и еще одно обстоятельство. Хотя дух купца и был надломлен, но в душе его еще оставались остатки чести. И они требовали не выдавать красивую женщину на поруганье палачу.
«Но смогу ли я выдержать пытки?» — задался вопросом Флягель. Ему представилось, как Мартин Гуклевен раскаленными щипцами медленно вырывает маленькие кусочки плоти из его тела и сует их в рот подозреваемому. Купцу захотелось выть от ужаса. Да примени палач такую пытку, он назовет не только трактирщицу Марию, он зачислит в свои сообщники и Никлауса Экка, у которого пил вчера, и даже самого Мартина Гуклевена!
«Вот озвереет палач, если я обвиню его в измене», — подумал Генрих и истерически захохотал.
Он представил себе разгневанного палача, для которого пытка становится личным делом, и испытал еще больший страх. Его била дрожь, кроме того Флягеля от волнения стало тошнить. И ко всему прочему из-за холода ему сильно захотелось по малой нужде, так что было очень трудно терпеть.
Генрих Флягель понятия не имел, сколько он пробыл в темнице в полной тьме. «Куда мне торопиться?! — подумал он. — Чем дольше не будет появляться Мартин Гуклевен, тем лучше. Сиди себе под арестом спокойно».
И тут желудок предал его. Мартин Гуклевен понял, что ему надо в туалет и по большой нужде.
Когда он достиг последней степени отчаяния и к тому же готов был испачкать собственные штаны, массивная дверь со скрежетом отворилась.
— Выходи на свободу! — просто сказал предавший его Никлаус Экк.
Вместе с бургомистром бывший арестант покинул башню Мук. Экк лаконично сказал ему:
— Идем ко мне!
Бургомистр молча зашагал домой. Флягель ничего не понимал, но спрашивать не стал. К тому же он знал, где в доме его родственника находится туалет. От мысли, что может скоро туда попасть, Генрих так прибавил шагу, что вскоре уже обгонял бургомистра. Получалось, что не Экк ведет его к себе домой, а Флягель возглавляет группу из двух патрициев. Купец так спешил, что добрался до дома бургомистра за пару минут. И прежде чем хозяин особняка смог что-то сказать, буркнул:
— У меня срочное дело, — и направился туда, куда хотел.
Когда вышел из туалета, обнаружил у двери слугу, сообщившего:
— Хозяин ждет вас в кабинете.
В кабинете Экка на столе уже стоял заранее заготовленный кубок с дорогим французским вином.
— Пей! — сказал бургомистр родственнику. — Полегчает.
Флягель залпом осушил серебряный кубок и со странным спокойствием поинтересовался:
— Сколько времени?
— Чуть больше полудня. Сейчас велю подать нам обед.
Пока служанка сервировала стол, пока носила с кухни блюда с едой, Экк молчал. Лишь оставшись с Флягелем наедине, спокойно произнес:
— Тебе не терпится узнать, что происходит?
— Разумеется.
Теперь уже Флягель был зол и лаконичен. Бургомистр пояснил:
— Гонец уже отбыл. Он везет письмо Клауса Бергена и протокол твоего допроса к литовскому канцлеру Сапеге. А тот, наверняка, сообщит обо всем своему господину, польскому королю. Он сообщит также, что русский купец Иголкин, который подозревается в шпионаже в пользу Москвы и в уговаривании рижан переходить в русское подданство, на всякий случай без всякого суда и следствия выслан из Риги.
— Но для чего нужно информировать обо всем Сапегу?
Энергично разрезая кусок сочной баранины, Экк ответил:
— Так необходимо. Я знаю больше тебя. Кстати, ты еще только собирался тайно ехать в Псков, а мне уже было ведомо — Генрих вернется с письмом. Я знаю и другое. Сейчас планы русского царя не могут быть осуществлены. Юг — вот место, куда прикованы взоры королей и герцогов. Императору Рудольфу II стало не до борьбы с королем Речи Посполитой. А герцог Карл, правитель Швеции, не намерен пускать русских к Балтийскому морю. Обстоятельства сложились так, что царь Борис остался без союзников. Да, будет война в Ливонии, но это будет война не между Россией и Польшей, а между Польшей и Швецией. Эта война уже началась — герцог Карл внезапным ударом занял Нарву!
Флягель все еще не понимал, насколько изменилась ситуация:
— Но Нарва итак принадлежит Швеции.
— Во-первых, город, до ввода туда шведских войск подчинялся королю Сигизмунду, во-вторых, польский Сейм недавно объявил Эстляндию польской. И надо учесть, что заняв Нарву, правитель Швеции продемонстрировал: он сам хочет владеть Ливонией и не намерен уступать ее русским.
— Но зачем везти пану Сапеге протоколы допроса, зачем раскрывать перед польским королем все наши тайны?
Экк улыбнулся:
— Гонец везет также письмо с просьбой защищать интересы Риги на переговорах польского короля с московским царем. Мы показали королю, что московский царь интересуется Ригой, предлагает рижанам стать его вассалами. В Речи Посполитой должны понять, что может случиться, если король забудет о наших нуждах.
Генрих Флягель аж вздрогнул. Оказалось, что внешне робкий Экк вел куда более тонкую игру, чем казалось его гостю: бургомистр хладнокровно и дипломатично шантажировал Его Величество Сигизмунда III, короля Речи Посполитой!
Хозяин дома продолжил разъяснение:
— Король, быть может, и не понял бы моего намека, но канцлер Лев Сапега — опытный дипломат и быстро растолкует Его Величеству подлинный смысл отосланных нами бумаг. И, быть может, на переговорах с Русью посол Его Величества вспомнит об интересах нашего города. Ну, а планы московского царя… Стоит ли говорить о том, что присоединение Риги к Московии сделалось невозможным?! Изменятся обстоятельства, могут измениться и наши планы. Поешь мясной пирог, Генрих, право же, он стоит того…